Гарри Зурабян - Гекатомба

- Миша, послушай: когда Гладков явился в управление, всех охватила эйфория. Не спорю, он сам дал, казалось, исчерпывающие показания. Его возили на места, он все четко показал и рассказал. Одним словом, все класс! Ну, положим, с Буровой и Кондратьевым - более или менее ясно, не придерешься. Но в отношении эпизода с Лизуновым всплыл один малюсенький такой нюансик, который может иметь сокрушительные последствия. В день, когда был убит Лизунов, Гладков, оказывается, работал. И у него два сундука свидетелей наберется!

- Как это?! - изумился Жарков.

- Вот так это! - зло отрезал Звонарев. - Проверку проводили практиканты, которые сейчас в управлении на стажировке. Наши, видимо, рассудили: раз сам пришел - все тип-топ. Он буквально "обаял" всех своими подробностями, - с саркастической иронией заметил Юра. - Вот и вляпались! На дни убийства Буровой и Кондратьева у Гладкова приходятся выходные и алиби он подтвердить не смог. Что касается Лизунова - полный улет! - как любит говорить Осенев. В 19.24, а именно столько было на разбитых часах Лизунова и это время смерти подтверждается данными экспертизы, Гладков был на маршруте, его видели десятки, если не сотни, человек!

- Почему тогда сразу не всплыло? - ошеломленно спросил Михаил.

- Думаю потому, что версия с Гладковым всех чудесным образом устраивала, - криво усмехнулся Звонарев. - Сам пришел, подробно рассказал все и показал. В показаниях не путался. Одинокий. Бывший сотрудник мясокомбината - перекантовывался полгода до армии. Античностью увлекается и это еще мягко сказано. И самое главное - убийства после его закрытия прекратились. А, если верить Кривцову, Аглая предсказывала еще одно. Предсказывала... И вот поди теперь разберись - чертовщина натуральная!

- Ты соображаешь, что говоришь?! - вскочил Жарков. - Если это правда, то... - он не договорил и вновь тяжело рухнул на стул. - Юра, ты понимаешь, какой вывод напрашивается...

- Я говорил с отцом Иосафом, - не дав договорить, перебил его Звонарев. - Он хорошо запомнил Гладкова. - Юра неожиданно рассмеялся. Правда, смех его был с изрядной долей горечи: - Батюшка сказал, мол, на нем печать Бога и, якобы, отмечен он особым даром.

- Юра... - осторожно и тихо заметил Михаил. - Юра, если в деле появятся данные об "особом даре", наше управление, от начальника до младшего сержанта, разгонят к чертовой матери! И боюсь, у Ваксберга мест на всех не хватит, кого-то, может быть, и в областную клинику поместят. Ты с кем-нибудь делился своими... своими "откровениями"?

- Помимо "откровений", как ты выразился, существует график движения за тот день, когда был убит Лизунов. Согласно ему, я опросил водителей. Что касается остальных двух дней... Гладков уверяет, будто не помнит, как именно и с кем их провел. Он не помнит. Но зато запомнили его! Члены секты "Свидетели Иеговы"...

- Он еще и сектант ко всему прочему?!

- Да нет, - отмахнулся, поморщившись, Звонарев. - Они в тот день ходили по домам, лапшу на уши вешали. Я разыскал и парня, и девчонку. Милые молодые люди, но в мозгах - хуже, чем на городской свалке. Но это к делу не относится. Вообщем, почему они запомнили Гладкова? Потому что подняли его с постели. Он был заспанный и никакой. Если верить им, "совершенно не готовый к восприятию истинного слова Божьего". По словам Гладкова, он плохо спит ночами, часто кошмары мучают...

- Не удивительно, - вставил Жарков.

- Он по ночам предпочитает читать. А днем, если не на смене отсыпаться. Одним словом, иеговисты попытались ему втюхать свое учение, но он, как говорится, был не в форме. При желании мог бы, конечно, как Мальбрук, успеть оклематься, одеться, собраться и, пылая праведным гневом, отправиться "в поход". Но психиатрическая экспертиза подтвердила его вменяемость. И, заметь, проводили ее не только приморские психиатры. А теперь слушай, что получается: нормальный человек, проспавший полдня, поднятый с постели членами "Свидетелей Иеговы", находясь в здравом рассудке и твердой памяти, вдруг ни с того, ни с сего, срывается из дома, несется к черту на кулички, чтобы перерезать глотку представителю Приморской горадминистрации. По-моему, это круто даже для Стивена Кинга.

- Так к преступлениям не готовятся, - согласился Михаил. - Это, если исходить из его вменяемости. Кстати, а что он говорит по поводу причин, толкнувших его на убийства?

Звонарев неопределенно пожал плечами:

- Да ничего не говорит. Определенный процент неприязни к жертвам в его показаниях присутствует. Но об испепеляющей ненависти и злобной мстительности говорить вряд ли уместно. Обыкновенное отношение простого смертного к представителям властных структур. Между нами говоря, не самым лучшим. Как у всех - ругаем, злимся, порой, проклинаем, но миримся, исходя из принципа: а куда денешься?

Жарков задумчиво потер подбородок и вдруг в упор взглянул на Звонарева:

- Юра, а зачем ты все это рассказал?

- Ну, во-первых, сам просил "не томить", а, во-вторых, как говорится, достаточно и, во-первых. Но если серьезно, мне интересно, какой ты сделаешь вывод.

- Юра, здесь может быть только один вывод. - Жарков подобрался: - Мы вытянули пустышку. Интересную, занятную, но все-таки пустышку.

- И это значит?

- Это значит, что Жрец до сих пор на свободе...

- ... И надо ждать новых трупов, - безжалостно закончил Звонарев.

- Да-а, - протянул, усмехаясь, Жарков. - Война - фигня, главное маневры. Опять, черт возьми, маневры! Столько работы и все - псу под хвост. Звонарев, прости меня, но ты скотина... Целеустремленная, талантливая, но все-равно - скотина. А я, как дурак, через столько границ вез тебе баварское, - разочаровано вздохнул Миша, грустно улыбаясь. - И кусочек грудинки копченной. Настоящей, бюргерской...

В этот момент на столе Звонарева резко зазвонил телефон. Оперы вздрогнули и, не сговариваясь, вполголоса крепко выругались.

- Кажется, началось, - напряженным голосом заметил Жарков.

- А вот тут, ты, Миша, ошибаешься, - поправил друга Звонарев и поднял трубку...

Она медленно провела рукой вдоль плотного листа бумаги. На миг рука, смуглая и изящная, замерла над фрагментом рисунка. Острый луч солнца ярким мотыльком завис над рукой, а затем плавно осел и раплавился в тонком ободке обручального кольца. По лицу слабым дуновением ветра скользнула мягкая, мимолетная улыбка.

- Это рисовал Валера Гладков, - более убедительно, чем вопросительно, проговорила Аглая.

Присутствующие в комнате Михаил Петрович Панкратов, начальник отдела службы безопасности Приморска и его заместитель Виталий Степанович Романенко, обменялись быстрыми взглядами, в которых помимо удивления, читалось явное восхищение.

- Аглая Сергеевна, - обратился к ней Романенко, - вы могли бы пояснить свой принцип угадывания?