Андрей Троицкий - Капкан на честного лоха

Финкель забыл все боли, страхи, неудобства. Он заранее согласен на все условия. На самые дикие, несуразные, неприемлемые условия. А уж такие пустяки, как держать язык за зубами… К нему вернулась жизнь.

– Господи, само собой. Ни одна живая душа не узнает. Мы с тобой старые приятели. Все между нами.

– Ну, теперь говори.

– У Островского был знакомый, тот самый официант, который обслуживал ваш столик. То ли бывший одноклассник, то ли кто. Ты ещё просил меня и следователя вызвать официанта для дачи показаний. Я слышал разговор между Ашкенази и Островским. Мы сидели в бане, выпивали. Они по пьяни проболтались. Это официант им помог. Нанял для этой работы трех местных подонков, наркоманов. На все готовых…

– Кто они такие?

– Не знаю, клянусь костями матери. Сперва этих наркоманов исполнителей, а заодно уж официанта из «России» хотели грохнуть. Замести следы. Но Островский решил, что они не опасны. Они будут молчать даже под пытками.

– Как зовут того официанта?

– Не знаю. Но это не трудно выяснить. В один момент. Я наведу справки.

– Можешь не трудился, – покачал головой Климов.

Большим пальцем левой руки он взвел курок. Услышав щелчок, Финкель задрожал.

– Ты же обещал мне жизнь, – прошептал он немеющими губами. – Обещал, что пальцем не… Обещал…

– Я тебя обманул. И насчет кислоты тоже обманул. Не все же тебе людей обманывать.

Климов приставил к шее адвоката ствол обреза. Финкель закрыл глаза. Он все ещё надеялся на чудо, надеялся на человеческое милосердие, на добрую волю провидения. Климов надавил пальцем на спусковой крючок.

Заряд картечи в мелкие куски разорвал шею Финкеля.

Утром следующего дня Климов созвонился с сыщиком Полосовским и договорился о встрече в пирожковой в районе Кузнецкого моста. Без четверти два Климов вышел из метро, прошел в арку, свернул на улицу. В обеденный час в пирожковой было не протолкнуться. Климов, переступив порог, тут же узнал сыщика по описанию одежды.

В желто– зеленой вискозной рубашке навыпуск и белых штанах в этом заведении второго человека просто не оказалось. Раньше Климов полагал, что сыщикам положено одеваться так, как одеваются сыщики, но не битники. Незаметно, чтобы не выделяться из толпы, не привлекать к себе внимания.

А этот натянул на себя рубашку ядовитого цвета, заметную за версту, и притягивающие взгляд брюки странного фасона, давно не знавшие стирки. Да ещё ко всему этому отпустил длинные кучерявые волосы, которые, судя по их виду, ни разу не помыл за последнюю неделю. Полосовский уже утолил голод чашкой бульона и пирожками, а теперь, истекая потом, пил горячий кофе с молоком.

Климов, потерявший аппетит от жары, все же купил пару пирожков, встал за столик и вежливо извинился за небольшое опоздание.

– Может пройдемся? – Полосовский шумно всосал в себя остатки кофе и вытер жирные пальцы о штаны. – Здесь как-то ни того… Оставьте вы это. Они совсем не вкусные.

Сыщик показал пальцем на пирожки и поморщился. Климов отрицательно помотал головой и завернул пирожки в пару бумажных салфеток. Сама мысль о том, что можно оставить, просто бросить на столе нечто съедобное казалась недавнему лагернику совершенно дикой, несуразной, даже провокационной.

На улице Полосовский закурил сигарету и неторопливо побрел в сторону Сретенки. Климов, на ходу жевал пирожок.

– Я попросил вас о встречи, потому что мне нужна кое-какая информация, – сказал Климов.

– А я грешным делом подумал, что вы хотите рассказать свежий анекдот, – выдохнул дым Полосовский. – Или погулять. Поэтому и решили встретиться. В принципе, можете располагать моим временем, как хотите. Таксу знаете?

Климов сделал вид, что не заметил иронии.

– Мне ведь не обязательно приходить в агентство и оплачивать ваши услуги через кассу, – сказал он. – Проще сделать так: я кое-что спрошу, вы найдете ответ. У детективов, как, например, у маляров или водопроводчиков, тоже может быть своя халтура. Правильно?

На этот раз иронии не заметил Полосовский. Он уставился на блондиночку в полупрозрачной блузке и юбчонке, такой маленькой и короткой, словно девица взяла её на прокат у младшей сестры. Полосовский мысленно раздел девицу и решил, что ножки у неё толстоваты, а грудь плоская.

– Давайте к делу, – сказал он.

– Я посмотрел собранные досье. Хорошая работа. Вы пишите, что Ашкенази ездит на бронированной машине. Надо бы дополнить эту информацию. Нужно выяснить подробности.

– Подробности? – переспросил сыщик, он не мог понять, о чем его просят. – Что именно?

– Во-первых, какой уровень защиты автомобиля. Далее: где производили бронирование, в Германии или в России. Если в России, какая фирма выполняла заказ. Затем нужно узнать слабые стороны этой конструкции. Так сказать, уязвимые места. Понимаете о чем я?

– Кажется, понимаю.

Полосовский остановился. Лицо его вытянулось, сделалось серьезным, каким-то напряженным. Он мгновенно уяснил себе, что у Климова на уме. Детектив усмехнулся, осуждающе покачал головой и посмотрел на собеседника, как на самоубийцу, решившего захватить с собой на тот свет веселую компанию совоих недругов.

– Вы с ума сошли, – сказал он. – Вы больной человек. Вам не ко мне надо идти, а психиатру. Тому самому, который лечит электричеством.

– Если вы не согласитесь помочь, я найду другого сыщика.

– Ваше право, пожалуйста, ищите, – разрешил Полосовский. – Только знайте одну штуку: три четверти сыщиков из частных московских агентств обменивается информацией с ментами. Вам повезло, что стали работать со мной. Кстати, если бы я заранее знал, что вы затеваете…

Климов ухмыльнулся, смерил детектива презрительным взглядом.

– Слушай ты, не строй из себя Белоснежку. И не хера тут ломаться, как целка после сорокового аборта. Ты что себе думал? Я отвалю двадцать штук за развлекательное чтение? Полистаю твои досье для собственного удовольствия. В свободное от основной работы время. А потом пойду с Ашкенази и Островским на луг цветочки собирать? Так ты думал?

– Я ничего не думал. Мне платили, я работал. Но я не предполагал…

Климов снова оборвал, не дал договорить.

– Вот и дальше работай, – сказал он. – Возможно, первый раз в жизни ты делаешь полезное благое дело. Не хотел говорить, но скажу. Этот Ашкенази и Островский убили двадцатилетнюю девчонку. Сонную её задушили веревкой, а затем перерезали глотку. От уха до уха. А меня с помощью адвоката Финкеля упрятали на край земли, рядом с Северным полярным кругом. На одну веселую зону, где все начальство – садисты и убийцы. Оттуда пешком до ближайшего поселка неделя ходу. То, что я сейчас жив, – просто недоразумение. Усек?

– Усек, – Полосовский опустил глаза.