Андрей Троицкий - Суд Линча

– Я представляю серьезную фирму, – сказал Денисов и ещё раз обвел взглядом просторную комнату, прикидывая, в какую сумму обойдется ремонт. – Если бы вы позвонили по частному объявлению, наверняка наткнулись бы на аферистов. Когда имеешь дело с солидной фирмой, риск равен нулю, – он самодовольно надул щеки.

– А нельзя ли мне получить авансик небольшой? – Ткаченко, послюнявив указательный палец, потер им о большой палец. – Вроде как задаток.

– Вообще-то выдавать задаток не в моих правилах, это как-то несолидно, – Денисов почесал затылок, он был готов к этому вопросу. – Но из любого правила можно сделать исключение.

Он запустил руку в пиджачный карман, достал бумажник. «Еще пойдет пропивать свои ордена, – подумал Денисов. – Нарвется на неприятности, задержат до выяснения обстоятельств, а там жди, когда его выпустят. Из-за мелочи может вся сделка сорваться». Он вытащил из бумажника несколько купюр, но сразу их Ткаченко не отдал.

– Одно условие. Никаких загулов. Завтра с утра нам с тобой в паспортный стол идти. Придешь туда пьяным, отправят обратно. Понял? Чтобы как штык. Держи, – он протянул Ткаченко деньги.

Обшарпанное здание в районе Марьиной рощи, пустые коридоры медицинского центра «Московский психиатр», две женщины, сидящие рядом, шепотом беседуют друг с другом. Денисов прошел мимо них, на ходу посмотрел на часы, отметив, что явился точно к назначенному часу, минута в минуту. Из-за двери в конце коридора слышались приглушенные голоса, но слов Денисов не разобрал. Постучав в дверь, он увидел в открывшемся проеме веселое лицо медсестры: «Вы записаны?» Он ответил, что записан и назвал свою фамилию. Сестра кивнула и попросила подождать пять минут в коридоре. Денисов опустился на жесткий неудобный стул, пятерней откинул со лба прядь волос и расстегнул пуговицу пиджака.

Сейчас он испытывал легкое волнение, сегодняшний визит к профессору Синенко кое-что значил. Да что себя обманывать, возможно, этот разговор определит всю будущность. Он расслабил узел галстука. «Ладно, что бы ни сказал профессор, его слова будут лишь полуправдой, – сказал себе Денисов. – Врачи вечно драматизируют ситуацию. Их только слушай, только уши развесь и сразу поверишь, что тебя уже пора закапывать». Денисов подавил нервный зевок. Встать и уйти, пропади все пропадом. Пять лет жил он без этих врачей, даже диспансеризацию не проходил, ещё пятьдесят проживет.

Проживет ли? Денисов задумался. Бесспорно, Синенко один из лучших специалистов в Москве. Говорят, он ученик покойного профессора Шеффера, заведовавшего кафедрой Свердловского мединститута. А Шеффер – авторитет непререкаемый, мировое светило. В свое время проводил исследования над Розой Кулешовой, глубже всех из тогдашних врачей влез в подкорку мозга. Что бы ни сказал Синенко, нужно отнестись к его диагнозу спокойно, по-мужски, – решил Денисов. Конечно, о том, чтобы сейчас же немедленно лечь в клинику, и речи быть не может. Амбулаторное лечение, таблетки – это куда ни шло, хотя толку в таком лечении чуть.

«Шесть лет назад я уже прошел через психушку, – думал Денисов. – Полтора месяца в компании дебилов, деградировавших алкоголиков – это слишком долго. И где результат этого лечения?» Потом, после выписки, два раза в месяц к нему на дом приходила патронажная сестра, оставляла лекарства. Он угощал сестру чаем с баранками, выслушивал её жалобы на жизнь, на пьющего мужа, на злого свекра, на погоду… Казалось, эта баба только жаловаться и умеет. Денисову иногда хотелось спросить у сестры: «Скажи, а за что меня жизнь так обидела?»

Но он ни о чем не спрашивал и ни на что не жаловался. Он пил чай и рассказывал анекдоты. «Вы совсем не похожи на больного», – говорила сестра. «Больной тот, кто считает себя больным, – отвечал Денисов, – а больным я себя не считаю, значит, я здоров». «Ну и логика», – говорила сестра. Денисов все примеривался, не затащить ли сестру в постель, но отказался от этой затеи, уж больно она страшна, хотя ещё довольно молодая, свеженькая. Оставив лекарства, она уходила и всегда смотрела на Денисова как-то странно, с надеждой что ли.

Сильные транквилизаторы – вещь дефицитная в периферийном городе. Среди алкашей и наркоманов всегда найдутся денежные люди, готовые за эту дрянь дать хорошие деньги. Денисов раскладывал в мелкие бумажные пакетики по три таблетки фенобарбитала, ударная доза, и отправлялся по знакомым адресам. Отменный по тем временам приработок. Из любой трагедии можно извлечь выгоду, из личной трагедии в том числе. Тем умный от дурака отличается, что умеет любой минус в плюс превратить. Но шальные рубли слабое утешение. Да и уходили они, как песок сквозь пальцы. Денисов вспомнил, какие суммы он выручал за лекарства, так, семечки. Большие деньги трудно сделать в провинции, не тот масштаб, не та людская психология.

В мастерской по ремонту холодильников нашли предлог избавиться от него. Закон, как всегда, на стороне начальства. «Пойми, Сергей, с твоей болезнью нельзя работать с электроприборами, – сказал заведующий мастерской. – Один раз тебя уже током тряхнуло. Чуть дуба не врезал, врачи откачали, им спасибо. Давай не будем снова судьбу искушать. Другой раз так легко не отделаешься. И мне по шапке дадут, если начальство узнает. Скажут, почему держишь на опасной работе, рядом с электричеством больного человека», – он, видимо, хотел добавить «эпилептика», но почему-то постеснялся произнести вслух это слово. «Чуткий ты человек, – улыбнулся в ответ Денисов. – О людях все радеешь. Давай, рассчитывай меня. А напоследок желаю, чтобы и вас, Василий Родионович, током так долбануло, чтобы вы из порток своих грязных вылетели».

Идиоты. Ну что они понимают в медицине, что знают о его болезни? Эпилепсия – звучит пугающе. В их понимании эпилептик тот, кто без видимой причины вдруг валится с ног, бьется об пол головой и пена хлещет изо рта, как из пасти бешеной собаки. Денисов видел таких в клинике, нормальные с виду люди, потом бах – и понеслось. Один такой в столовой во время приступа опрокинул на свою промежность миску горячего супа. Припадки – зрелище не из приятных, но только и всего. Страшны не сами приступы. Страшно, когда на тебя косятся, как на прокаженного. О бессудорожной форме эпилепсии многие и представления не имеют, но от этого не легче.

– Заходите, пожалуйста, – блеснула и исчезла лысая голова профессора Синенко.

Денисов поднялся, легкое волнение не улеглось. Он толкнул дверь, поздоровавшись, переступил порог. Синенко мыл руки, склонившись над раковиной в углу кабинета. Профессор снял с крючка полотенце. Опустившись на стул, Денисов бросил взгляд на остатки обеда на дальней тумбочке: кусок недоеденного хлеба с маслом, пустая банка из-под рыбных консервов, полстакана чая. Профессорская трапеза.