Д. Пален - Живой товар

Зато она все печеньем этим, оказавшимся тошнотворным, меня пичкает и чайком поит. А чаек-то прозрачный, как слеза… Нет на вас, обожаемая Инна Васильевна, жены моей. Янка чай заваривает крепче кофе. А последние крохи сахару из нашего дома исчезли, по-моему, еще до свадьбы. Присоленные крекеры домашние — вот это вещь! Особенно если с этим жирным тортом сравнивать…

Так, наконец-то мамочка к текущему моменту перешла. Пора записывать. Нет, на память я не жалуюсь, но бумага помнит лучше. Диктофона я не прихватил, боялся, собеседница моя с непривычки при технике зажмется, слова из нее не вытащишь. Как же, остановит такую собеседницу техника! Разве что в глотку ей диктофон заткнуть…

Слушал я ее эмоциональное повествование и все пытался понять, зачем мамашке-то статья нужна. Дочку жалко, конечно. Влипла Ирочка, прямо скажем, основательно. Но статья-то моя ее из Махдена не вытащит! И в голосе слишком много яду, когда про фирму говорит.

Кстати, что-то название-то у фирмы знакомое… A-а, вспомнил. Янка из-под палки сыночка нашего, оболтуса, языку французскому учит. Так она в фирме этой пару адресочков купила — мальчишки его возраста друзей по переписке ищут… И что ж вы думали — теперь Ромка сам в словарях копается, старается лицом в грязь не ударить перед иностранными дружками…

Наконец все вроде как по местам становится: мамулька отомстить возжелала. Ну, будем говорить правду — история сенсационная. Не обмануло чутье тетушку. А если в фирме этой такие номера сознательно устраивают… Крутенько им придется. А если не сознательно, если они просто ничего не знают? Не потребуешь же у тамошних женишков справку о благонадежности?!

А какая разница? В конце концов, не мое это дело кого-то отмазывать и оправдывать. Мое дело — написать и продать. А из этой истории я смело могу журналистское расследование затеять. Ну, это еще как пойдет, но первую публикацию с руками оторвут, сам выбирать буду покупателя покруче…

Мысли эти у меня шли как-то параллельно с разговором. Я мамашку-то слушаю, головой киваю, чаек, так называемый, будь он неладен, попиваю, в нужных местах активно реагирую — а в голове уже строчка за строчкой складываются…

Наконец в пятом часу вечера откланяться удалось. Милейшая Инна Васильевна мне и с собой печенья насыпала, чтобы не обижать, значит, племянника «миленькой Клавочки Гавриловны».

До самого дома преследовал меня запах этого печева — жирный, приторный…

Значит, сейчас у нас — вечер субботы. До утра понедельника статья должна быть готова. А с понедельника начнем искать крутого покупателя. В «Вечерку» можно зайти, «Для тебя» тоже с руками оторвет — только им платить нечем… «Мэ и Жэ»? Ну их, эти начнут требовать клубнички побольше, а то и сами накрутят, у нас нынче времена вольные и редакторы лихие. «Зебра»? Те любят скандалы, но подумать надо — стоит ли с такой одиозной газетенкой связываться…

Как бы то ни было, теперь я знаю, как пахнет сенсация, — это жуткая смесь ванили, меда и пережженного масла.

А что, если бы кровью и порохом, было бы лучше?

Как всегда после выхода газеты с нашей рекламой, в среду со второй половины дня нас захлестнул поток одиноких душ и любопытствующих. Клиентами из них станут, конечно, далеко не все, но каждому надо дать выговориться, каждому рассказать о нас, отрекламировать фирму… Обычно поток спадает в понедельник к вечеру, а сегодня только пятница. Но сейчас конец июня, господа студенты разъехались на каникулы, а они у нас составляют довольно значительный процент посетителей.

Уже минут десять, как у меня ни одного собеседника, и Юлька своего проводила. В ежедневнике всего три записи, а сейчас — я взглянула на часы — дело только к перерыву подходит.

В такую жару речь, конечно, ни о каком чае не идет. Хоть у нас и работают кондиционеры, но летний зной чувствуется.

Ввиду отсутствия посторонних мы с Юлией пиджаки сняли, сидим, голыми локтями сверкаем. Я, конечно, подвергаюсь нападкам и оскорблениям, изругана и обозвана кузнечиком, но терплю — привыкла уже.

На столе звякнул телефон.

— Алло!

— Будьте добры, Анну Георгиевну.

Странно, незнакомый голос.

— Это она.

Это действительно я, только чуть подтаявшая — жарко уж очень.

— Не узнал — богатой будете.

— Когда конкретно, не уточните?

А, вот теперь я, кажется, этот голос узнала. Дима Андреич Колесников. Да, не быть тебе богатым, брат Колесников.

— Колесников вас беспокоит, — подтвердил мою догадку голос в трубке.

— Я узнала вас, Вадим Андреич.

— Приятно.

Возможно.

— Анна Георгиевна, я узнать хотел, вы когда сегодня заканчиваете?

— А в чем дело?

— Да вот, думал, у вас по случаю пятницы короткий день, а я зайти собирался, но только вечером получается…

— Заходите. У меня для вас все готово. А коротких дней у нас не бывает — мы служба сервиса.

— Так что, вы, как обычно, до восьми?

— До восьми.

— Тогда я приду к вам вечером.

— Как вам угодно. Всего доброго!

— До встречи!

Ариведерчи, брат Колесников. Вон, у Юлии для тебя уже все готово — и заявка твоя, и выборка из каталогов. Жениться подано. А я твой вопрос больше не веду…

— Ась, ты чего?

— А?

— Ты чего так с ним разговаривала?

— Как — так?

— А так, будто тебя льдом обложили.

— Жарко…

— И сейчас сидишь какая-то сама не своя…

— Да нет, тебе показалось.

Прислушалась к себе — вроде не злюсь. Все нормально. Может, действительно просто устала к концу недели.

Хоть и лето, а народу у нас с той среды тьма перебывала. Мы вечерами уходили с работы молча, только рты разевали, как рыбки, — до того за день наговаривались, что сил на личное общение уже не оставалось.

Юлька-то гончаровский скандал прозевала, только слышала краем уха, что, дескать, был тут шум, пока она отпрыска своего спасала. За делами я ей и рассказать толком ничего не успевала — посетители чуть ли не в очереди стоят. Кто-то новенький пришел, мама дочке решила мужа найти, мальчишки какие-то хотят с фанами переписываться… В общем, вавилонское столпотворение в сумасшедшем доме.

Так что Юлия ко мне и не совалась — знает, сбивать с настроения нельзя. Сцепила зубы, сидела и сгорала от любопытства. И вот настал подходящий момент.

— Ась, так что за скандал был во вторник? Мне девочки в подробностях ничего не рассказали, велели у тебя спросить…

— Ну да, как же, не рассказали они, небось уже наврали с три короба. Ладно, слушай из первоисточника.

И я в искомых подробностях поведала своей соратнице о визите и угрозах мамочки, о Лавруке, о его реакции, в смысле полного отсутствия таковой. Юля слушала, почти не перебивая, только ахала в положенных местах.