Д. Пален - Живой товар

Он упал, машинально выбросив вперед руки, и выпустил пистолет, который отлетел вперед на пару шагов. А я прыгнул на него сверху. Не знаю, что он был за тип и где тренировался, но он успел перевернуться на спину и встретил меня двумя выброшенными вперед ногами. Они ударили мне в живот, в солнечное сплетение, я взлетел в воздух, перевернулся через голову и успел понять, почему оно «солнечным» называется: в глазах полыхнуло, словно вдруг среди ночи вспыхнуло солнце.

Но меня тоже когда-то тренировали. Я подогнул голову, сгруппировался, приземлился плечами и перекатился вперед. В глазах уже потемнело, но слышал я нормально — и различил громкий хруст справа, в груди. Ребро? Так громко? Да нет, это мобильник несчастный в кармане!..

Не знаю, сколько я сидел, но, думаю, совсем немного — что-то меня словно толкнуло, я перевалился вбок, с разворотом, и, как учили когда-то, покатился, вытянувшись в одну линию, вытянув руки вперед, и оказалось, что они стискивают «Макарова».

А он успел подняться раньше меня, успел подобрать свою здоровенную дуру, успел выстрелить — полыхнуло желто-красным, грохнуло, мне в щеку хлестнуло землей, и я, продолжая катиться, опустил флажок предохранителя и нажал на спусковой крючок.

Пуля ударила ему в бедро, наверное, в кость, потому что его отбросило назад — и его вторая пуля ушла высоко вверх. А мой второй выстрел пошел намного выше, но я все-таки лежал на земле, расстояние между нами было каких-то три шага, и моя пуля попала.

Он упал на спину, откинув правую руку, — и застыл. Послышался хрип и бульканье. А потом там, у машин, снова ударили очереди и заглушили эти звуки.

Я сел и начал вытаскивать из кармана куски разбитого мобильника — они кололи в грудь, и мне все казалось со страху, что то ли ребра поломаны, то ли пуля застряла…

И вдруг в лицо ударил яркий свет.

— Бросай оружие! Руки вверх!

Я, жмурясь, поднял руки и пробурчал:

— Да бросил уже без вас…

Откуда-то из темноты меня ухватили, подняли, быстро ощупали — карманы, подмышки, лодыжки, пояс, даже по спине провели. Появился второй фонарь, луч уперся в тело на земле, скользнул по лицу.

— И этот не наш, — сказал кто-то из темноты.

— Ты откуда тут взялся, мужик?

Меня чуть тряхнули, и я понял, что вопрос был обращен ко мне.

— Приехал…

— На чем?

— На бежевом «Москвиче». Там, в конце проезда стоит.

Чужие пальцы у меня на предплечьях чуть ослабли.

— К кому приехал?

— К Ивану Иванычу.

— А как он тебя зовет?

— Маугли.

— Все в порядке, ребята, отпустите человека.

Я встряхнулся, подобрал с земли пистолет и сунул в кобуру. Мне не препятствовали.

Луч фонаря соскользнул с моего лица, прошелся по земле под ногами.

— Это что за осколки?

— Мобильник раскололся, пока возились.

— Живчик, убери! — мой собеседник отвернулся от меня к убитому. — Это вы его положили?

— Я.

— Оружие регистрированное?

— Наверное — разрешение есть.

— Разрешение кто делал, СИАМИ?

— Да.

— А, тогда не страшно, пусть валяется…

— Не понял.

— Труп можно не прятать, по пулям ваше оружие не найдут. У ментов трассологический портрет на другой ствол… А этого вы знаете? Посмотрите.

Два луча фонарей сошлись на мертвом лице. На губах — темная пена, и темная струйка вниз ото рта… Я этого человека никогда не видел. Но потом обратил внимание на тонкий аристократический нос, впалые щеки, высокий лоб — и холодные светлые глаза… Штирлиц с глазами змеи, так Аська говорила…

— По-моему, это Кононенко, начальник охраны «Татьяны»…

— Король Артур?! Ну, вы в рубашке родились. Ладно, женщина ваша где? Целая? Сажайте в свою машину и выезжайте, пора мотать.

— Это не моя машина, это я у них угнал.

— Ну и что?

— Пальцы там наши на всем…

— A-а… Ладно, займемся по свободе.

Первый раз в жизни я слышала выстрелы не в кино. Где-то трещало и грохало, как будто совсем рядом. Я придвинула свой ящик поближе к дому — там все-таки кирпичный фундамент, я уже привыкла к лунному свету и могла что-то разглядеть. Может, в самом деле залечь, как Колесников велел? Да ну, вывожу в земле его костюмчик. Еще три минуты назад мне в нем было жарко, а сейчас озноб пробирал. Какое противное, животное чувство — страх. За последние две недели я его натерпелась, наверное, больше, чем за всю прошлую жизнь, но такого, как сейчас, еще не было.

Дура, какая же я дура! Он-то уже все знал, он боялся за себя и за меня… ну да, за меня, плевать он на меня хотел… Ага, и пришел к дому выручать? А я только и несла всякую чушь. А он, хоть и боялся, все делал как надо, он меня спас и увез и пытался научить, как действовать, если что…

Хоть бы он скорей вернулся!

Снова затрещало — а потом раздался жуткий крик и все сразу стихло. Господи, неужели он?!

Я вскочила, просто уже не могла сидеть, было бы светлее — бегом бы кинулась, а так пришлось пробираться осторожно, ну где же эта чертова калитка?.. Только не нашуметь, вдруг настала такая тишина, мертвая… и все кусты цепляют, все ветки на земле под ноги лезут… Вот! Смешно — забор проволочный, а калитка деревянная, высокая, так глупо торчит, словно сама по себе… Что-то он тут открывал…

И вдруг слева бахнуло, теперь совсем близко, они что, из пушки стреляют? И сразу треснуло в ответ, потом просвистело что-то над головой — и тут же еще два выстрела…

Я свалилась на четвереньки, стреляли совсем недалеко, я даже видела вспышки с левой стороны. Ну куда меня черт несет, он же велел сидеть за домом… Снова стало тихо, а после вдруг замелькал свет, как будто от карманного фонаря, и послышался какой-то неразборчивый разговор.

Сквозь ветки мне было плохо видно, но как будто несколько человек там ходили. А потом один отделился и направился в мою сторону.

Все! Пропала я! Ведь говорил же тебе умный человек, говорил — сиди за домом, ну чего ты сюда вылезла, ведь сейчас тебя из-под этого (кустика вытащат за шкирку как котенка…

А он подошел совсем близко — и потянулся рукой через верх калитки. Господи, это же он!

Я вскочила на ноги и кинулась навстречу.

— Дима! Ой, Димочка! Ты живой?

— Ф-фу, Аська! Так же до смерти перепугать можно… Ну успокойся, все уже, все, ну не реви ты, это ж хорошо, что у меня усов нету, а то все промочил бы…

Он меня целовал и обнимал, а я цеплялась за него, я прижималась изо всех сил, как будто висела над обрывом и цеплялась за скалу… и ревела в три ручья.

— Хватит тебе уже, подбери сопли, рыжая команда! Ехать пора.

Наша машина так и стояла с открытой дверцей. Он меня усадил, снова велел пристегнуться, аккуратно прихлопнул за мной дверцу. Сам обошел, сел за руль и завел мотор. Пробурчал:

— И развернуться негде, опять задом пятиться…