Андрей Константинов - Развал/схождение

Леонид подошел к окну, комфортно разместился на широком подоконнике и лишь тогда, с большой, надо признать, неохотой, ответил на входящий:

– Здравия желаю!

– И вам не хворать! Купчина, ты еще в больничке? Подле очаровательных ножек нашего не менее очаровательного юриста?

– А что, ты уже скучаешь по мне?

– Не то слово! Слухай, когда будешь уходить, доберись до кабинета Наташки. Она чего-то трубку категорически не берет. Наверное, на операции.

– А, может, она просто не хочет тебя слышать?

– Да быть такого не могёт! Короче, оставь там для Натахи записку. Чтобы, как освободится, сразу мне отзвонилась.

– Вы бы определились, господин инспектор: по кому все-таки скучаете – по мне, или?..

Пока приятели обменивались взаимными пикировками, Яна Викторовна, улучив момент, подхватила со столика косметичку и принялась торопливо набрасывать экспресс-макияжик.

– …Шутка не удалась, шлифуй дальше, – вынес заключение Петрухин. – Между прочим, нам тут Брюнет новую халтуру подогнал.

– Денежную?

– Скорее, идиотскую. Из разряда «чищу карму, отрубаю энергетический хвост».

– А поподробнее?

– А подробнее – когда вернешься. Всё, давай особо там не рассиживайся. А то чё я тут, в одиночку, с минетджерами воюю? Пока-пока…

– Что-то случилось? В конторе? – поинтересовалась Асеева, пряча зеркальце.

– Случилось. Но не в конторе, – подтвердил Леонид. – Похоже, опять придется отрабатывать сторонний брюнетовый заказ. М-да… Что-то в последнее время я все чаще стал ощущать себя… проститутом.

– Надеюсь, хотя бы высокооплачиваемым?

– О да! И от этого ощущения становятся еще гаже.

– Попробуйте жертвовать получаемые гонорары на благотворительность. Может, станет немножечко легче?

– Именно этим я собираюсь заняться в самое ближайшее время.

– «Этим» – это чем?

– После твоей выписки я намереваюсь вытребовать у Брюнета недельку благотворительной реабилитации. И… – Купцов собрался с духом и выпалил: – И отправиться с тобой куда-нибудь в теплые края. С тобой и с Глебом, разумеется.

– Даже так? – прищурилась Яна Викторовна.

– Конечно. Тем более что с моим великовозрастным чадом ты уже знакома.

– Я тоже считаю, Борисыч, что всё это – муть полная. Но не мог же я в циничной форме указать на дверь заместителю главы КУГИ! Особенно теперь, когда у нас только-только начало выстраиваться подобие нормальных внерабочих отношений.

Проводивший чиновника до дверей служебного автомобиля Виктор Альбертович вернулся в свой кабинет, где они с Петрухиным немедля затеяли обмен впечатлениями.

– Допустим. Но какого хрена он к нам-то прискакал? С его возможностями можно зарядить весь личный состав ГУВД. Как минимум, отдел по борьбе с мошенничеством.

– Нарышкин не хочет обращаться в полицию, резонно опасаясь утечки информации, – объяснил Брюнет. – Сам посуди: ну как эта история дойдет до журналюг? А сейчас это особенно нежелательно. С учетом той кутерьмы, что нынче творится в Смольном. Хрен ему между…

– Да, это было бы забавно! – захохотал Дмитрий. Представив себе фантасмагорическую картину: огромный бетонный фаллос разит, наподобие орудия таранного типа, парадный подъезд штаб-квартиры городского Правительства. Протискиваясь аккурат между парных кваренгиевских колонн. – Да, а что за кутерьма?

– Да там, почитай, две трети народу на чумоданах сидит. В ожидании новых кадровых подстав со стороны преподобного Георгия [3] Здесь следует пояснить, что к моменту описываемых событий в Санкт-Петербурге успел смениться губернатор: на место ушедшей в Совет Федерации Валентины Матвиенко был назначен «варяг» из столицы – Георгий Сергеевич Полтавченко. .

– Тем более. Получается, Нарышкина в любой момент могут – за ушко, да на солнышко? Какой тогда нам смысл евойную задницу облизывать?

– А мы облизываем не нарышкинскую задницу, а кресло, в котором она сидит. Разницу улавливаешь?

– Примерно.

– Вот и славно. Короче, чего мыслишь?

– Пока я вижу здесь только две зацепки, – неуверенно признался Дмитрий.

– Выкладывай. Что я из тебя всё как клещами?

– Во-первых, водитель Миша. Который оба раза отсутствовал, но при этом знал, в какой именно магазин во время его отсутствия отправится хозяйка.

– А резон?

– Да шут его знает! Может, ему за работу недоплачивают? Или мадам чем-то обидела? Да мало ли может быть причин?

– Хорошо, согласен. Что «во-вторых»?

– Госпожа Нарышкина оставляла машину в так называемой «вип-зоне», где обычно паркуется руководство магазина. Наверняка этот сектор контролируется камерами.

– Толково! – похвалил Брюнет. – А с самой мадам пообщаться не хочешь?

– Если честно – нет. Мадам – клептоманка, так что у нее, по определению, с психикой не в порядке. А уж с учетом нынешнего «усыхания»… Не, я психов боюсь.

– А кто не псих? Покажи!

– Тоже верно. Именно по этой причине я намереваюсь подогнать к Нарышкиной своего специально обученного человека. К слову, его услуги недешевы.

– Что за человек? – озаботился Виктор Альбертович.

– Я свою агентуру не сдаю.

– Понял. Сколько?

Петрухин пощелкал внутренним калькулятором и озвучил итоговое:

– Думаю, триста баксов в самый аккурат.

Виктор Альбертович безропотно достал увесистое портмоне, отсчитал три зеленых бумажки и переправил инспектору с насмешливым:

– Держи, крохобор.

– Не крохобор, а педант, – пряча деньги, уточнил Дмитрий. – Кстати, ты намекнул господину чиновнику, что за бесплатно даже голодный заяц на барабане не играет?

– Всё! Сгинь! Иди, работай.

– Значит, говорил, – удовлетворенно подвел черту Петрухин, направляясь на выход. – И это правильно, Витя. Ибо борьба с потусторонними силами требует не менее потустороннего финансирования… Слушай, будь другом – вызови под каким-нить предлогом Аллку? Вот прямо сейчас.

– Зачем?

– Ты не анализируй, просто вызови, и всё.

– Хорошо, не вопрос, – Виктор Альбертович щелкнул рычажком и пробасил в селектор: – Алла, зайди ко мне. И захвати папку с контрактами по уральским поставкам…

Сон как Чудо.

А Чудо – это… Это когда боль временно отступает, а истерзанный неотвязной, одной-единственной мыслью – мыслью о смерти – мозг проваливается в забытье.

Сон как убежище. Сон как спасение.

Жаль только, что с каждым днем он становится все более коротким, беспокойным и рваным.

Федор Николаевич нехотя разлепил веки, и волна жуткой боли накрыла его всего – с головой и с потрохами.

Он застонал, с неимоверным усилием приподнялся на локтях и прохрипел:

– Оля…. О-о-о-о-ленька…

Из глубины необъятной квартиры послышались торопливые шажочки, скрипнула дверь, и в спальню впорхнула встревоженная Ольга.