Светлана Сухомизская - Легкие следы

– Непонятно, почему я до сих пор жива? Ведь он уничтожил все улики!

На всякий случай, я обследовала квартиру еще раз (в процессе поисков с аппетитом слопав несколько шоколадных конфет). И сделала еще одно открытие – похоже, что кто-то из нас вчера споткнулся о телефонный шнур. База беспроводного телефона валялась на полу за журнальным столиком, а вырванный из гнезда шнур со сломанным штекером – немного поодаль. Это значило, что я уже черт знает сколько времени живу без городского номера.

Воткнув шнур на место и худо-бедно закрепив его скотчем, я проверила, есть ли гудок в трубке и огляделась по сторонам в поисках мобильника, который как-то подозрительно скрылся с горизонта и не подавал признаков жизни.

Но прежде чем я успела его обнаружить, в мою входную дверь затрезвонили так яростно, что я от испуга подпрыгнула на месте и окончательно проснулась.

На цыпочках подкралась к двери и осторожно заглянула в глазок.

И страшно изумилась. Не помню, когда мне в последний раз доводилось видеть с утра в дверном глазке лучшую подругу. Разве что в детстве, когда мы вместе ходили в школу. Но то был другой дом и другой глазок…

Не успела я открыть дверь, как Лилька со сдавленным воплем налетела на меня, затрясла, заревела и заорала сквозь слезы:

– Ты, дура проклятая, ты что делаешь? Я думала, сейчас милицию вызывать буду, дверь ломать, а за дверью – твой труп!

– Да что такое, что случилось? – проблеяла я, вытирая со своего лица Лилькины слезы.

– Ты забыла что ли, что мы с тобой договорились вчера встретиться? – все еще шмыгая носом, спросила Лилька.

– Ой… – сказала я.

– А ты знаешь, что я тебе звонила на мобильник, и ты была недоступна?

– Ой… – сказала я, внезапно припоминая, что вчера выключила мобильник перед концертом, а потом, конечно же, так и не включила, да и когда мне было его включать?

– А ты знаешь, – тут Лилька еще раз встряхнула меня за плечи, – что я стала звонить тебе на городской, а никто не брал трубку? Что я звонила тебе полночи, а потом еще с утра?!

– Ой, мама!.. – сказала я.

– Хорошо, что твоя мама об этом не знает! Я не стала ей звонить! Я мучилась одна! Я чуть не рехнулась к утру! Я боялась – вдруг ты там отравилась или вены себе вскрыла.

– Я?! Отравилась?! С чего?! – искренне удивилась я.

– Да из-за этого дурака Димы!

Честно говоря, я даже не сразу сообразила, о чем речь. Я совершенно, просто намертво забыла о Диме, словно его никогда и не существовало. А заодно, кстати сказать, и о диете – словно Дима и диета шли общим набором.

– …Я отпросилась с работы, – продолжала ни о чем не подозревающая Лилька, – и поехала к тебе!!!

– Отпросилась с работы? – переспросила я. – А сколько сейчас времени?

– Ты что, так и живешь без часов?!

– Ну, у меня часы в мобильнике, – ответила я.

А кстати, я ведь так и не нашла этот чертов мобильник!

Лилька посмотрела на меня круглыми глазами:

– Между прочим, уже половина одиннадцатого! А ты почему дома? Заболела что ли?

– Пока нет! – завопила я и помчалась в комнату, на ходу скидывая с себя халат. – Но обязательно заболею! А может и умру! Ты меня довезешь до работы?

Лилька прошла за мной.

– Коне… чно. Слушай, а что тут… происходило? – спросила она, изумленно глядя на перекрученную постель.

Я выглянула из шкафа:

– Тебе так прямо и сказать, или ты сама догадаешься?

Лилька всплеснула руками:

– Нет, ну вы только посмотрите! Я ночей не сплю, думаю, что она там помирает, а она! Тем временем!

– А тебе бы больше понравилось, если бы я действительно померла? – прокряхтела я из недр гардероба.

– Честно говоря, не знаю, – сказала Лилька, обессилено усаживаясь за пианино. – Вот, пытаюсь понять, может, мне самой тебя придушить, для экономии душевных сил и времени?

– Очень, очень хорошая идея! Мне нравится! – я потеряла равновесие, натягивая джинсы, и с грохотом упала в шкаф. – Давай прямо сейчас, а то, знаешь ли, бремя жизни меня тяготит нестерпимо!

– Нет, это потом. Сначала расскажи, кто же тебя так… утешал.

Я вынырнула из шкафа полностью одетая:

– А вот рассказывать и краситься я буду у тебя в машине.

– Вот краситься в машине я бы тебе не советовала. Дороги в Москве не идеальные, а у меня пока еще не лимузин.

– Дороги в Москве, может, и плохие, – усмехнулась я, – зато пробки – хорошие.

Сумка накинута на плечо, рука тянется к лежащей на подзеркальнике связке ключей… И замирает.

Лилька пыхтела над рычажками дверного замка, упорно не желавшими с ней сотрудничать, и не заметила, как я, округлив глаза, правой рукой взяла ключи, а левой – лежавший прямо под ними компакт-диск.

На лицевой стороне коробки – божество с полуприкрытыми глазами, в черно-белом цвете – скромничает, делает вид, что оно не из золота, а из мрамора. Я заглянула внутрь, надеясь найти там записку.

И она, можно сказать, там действительно нашлась.

Одна из строчек в списке романсов была жирно обведена черной ручкой:

«Ах, зачем эта ночь так была хороша!»

И подпись, теми же чернилами: К. С.

Лилька справилась с замком и обернулась ко мне:

– Ты мне хоть скажи, кто он, а то меня разорвет от любопытства прежде, чем я дойду до машины!

В ответ я молча протянула ей диск.

И, спохватившись, полезла в сумку, чтобы включить мобильник.

Ожив, мобильник, словно только того и ждал, запищал, затрясся, и сообщил о приходе аж пяти смс-ок сразу:

«Станиславский: О любви не говори… А молчать не в силах – пой! Это намек!».

«Станиславский: Тебе понравился диск? А романс?»

«Станиславский: Черт, я забыл вымыть чашку! Но ты ведь не обиделась?»

«Станиславский: Не знаю, чем ты так занята, но я позвоню тебе вечером!».

Улыбаясь во весь рот, я полезла читать пятую.

Она была не от Станиславского, а от Нюты. И гласила: «Ты где вообще?!! Тут такое творится!»

Мое настроение, которое только что сияло и переливалось всеми цветами радуги, лопнуло, словно мыльный пузырь.

Подводить глаза в машине я, конечно, не рискнула, а вот губы накрасить – попыталась. К сожалению, попытка совпала во времени с выбоиной в асфальте. После я долго стирала помаду с ноздри и уха, информируя Лильку, что в Серебряном веке – подражая веку Восемнадцатому – румянили именно эти места. Лилька ответила, что тогда мне следовало бы еще нарисовать по всему лицу мушки и напудрить волосы, но едва ли в Восемнадцатом веке одобрили бы мои джинсы в заплаточку и кедики в цветочек, а про Серебряный век и говорить нечего. И напомнила мне про обещание поведать чудесную историю исцеления от Димы.

Нас снова подбросило на выбоине, и губная помада очутилась на моей левой брови. Я достала вторую влажную салфетку из Лилькиного бардачка, и поклялась, что она узнает все не позже, чем сегодня вечером. Если, конечно, мне удастся дожить до той чудесной поры. А рассказывать любовные истории в тот момент, когда где-то там Нюта, возможно, тонет в невзгодах, как княжна Тараканова в Петропавловской крепости, залитой волнами Невы, у меня не было решительно никаких душевных сил.