Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1873 год, декабрь

– Так точно.

Пожалуй, можно теперь просмотреть «Санкт—Петербургские ведомости» незабвенного Валентина Фёдоровича Корша. Фельетон, подписанный «Незнакомец» едко высмеял крупного железнодорожного чиновника Голубева. Он рассказал о том, как севший в поезд Голубев в силу своей значимости потребовал освободить для себя целое купе, ему, видите ли, захотелось поработать в дороге, посторонние мешали бы мыслям о важных государственных делах; один же из пассажиров (вот какой непонятливый!) воспротивился требованию, за что железнодорожные сотрудники осыпали его самыми нелицеприятными выражениями. Потом, однако, выяснилось, что пассажир этот, не просто попутчик, а целый министр Кабинета Его Величества. Особенную иронию вложил Незнакомец в описание того, как пресмыкался Голубев перед министром, как заглаживал свою вину. Голубев же через другие газеты объявил напечатанный в «Ведомостях» фельетон абсолютной чушью и злобной клеветой. Раздобыл где—то справку о том, что ничего похожего с ним на железной дороге не происходило. И подал в суд. Громкий скандал недавно завершился процессом, который пришёлся на нынешний год. Обвинители настаивали на порицании клеветы, газетчики же в ответ говорили о праве журналистов выносить всю имеющуюся информацию на суд общественности. Дискуссия в газетах получила большое развитие. Итог был для господина Голубева неутешителен: суд «Ведомости» оправдал. Власти остались этим фактом весьма недовольны, и тучи начали собираться над Валентином Фёдоровичем, ходили слухи, что Академия Наук не станет продлевать с ним договор, сменит редактора.

При чтении новостей возникало ощущение, что мир меняется со дня творения в худшую сторону, становится каким—то злым и все более жестоким, под тонкой кожей обнажаются чувства. Взять хотя бы это из Парижа: на известного профессора College de France Дювалля, отца президента палаты депутатов было произведено покушение. Проходя по коридору College de France, он встретился с двумя девушками émancipé из России, слушательницами Сорбонны. Одна из них, Вера Ж., быстро вынула из кармана револьвер и навела его на Дювалля. Другая девушка, З., бросилась на подругу, чтобы отстранить револьвер и спасти профессора. Грянул выстрел, и З. была ранена в плечо. Обе девушки были подругами и жили вместе, в небольшой комнате. Покушавшаяся на убийство взята под стражу. Полагают, что она страдает умопомешательством.

Куда катится мир!

Стук в дверь раздался настойчиво и громко, путилин вздрогнул от неожиданности.

– Войдите!

– Разрешите? – по непроницаемому лицу Соколова невозможно было что—либо прочитать: со щитом он или на щите?

Начальник сыска указал рукою на стул.

– Иван Дмитриевич, – произнёс он спокойным голосом, – я не один.

Брови Ивана Дмитриевича вопросительно поднялись.

– Я побывал на квартире господина Осипова, поговорил с околоточным, дворником, соседями.

– Каков результат?

– Разрешите пригласить человека, который всё прояснит.

– Хорошо.

Агент вышел из кабинета, и через несколько мгновений вошла девушка невысокого роста в тёплом пальто с воротником из заячьего меха. Из—под платья выглядывали круглые носки совсем уж не зимних туфель. Из—под светлых бровей смотрели карие глаза с такой пронзительной внимательностью, что у Путилина мелькнула мысль: кто из них следователь, а кто пришедший прояснить ситуацию? Миловидное личико с остреньким носиком вызывает неосознанное доверие.

– Иван Дмитриевич, разрешите представить Екатерина Извицкая, добрая знакомая господина Осипова, находящегося у нас.

Внутреннее убеждение Путилина не подкачало, значит, Василий болен и не отличает окружающей его реальности от картин, возникающих в его воспалённой голове.

Иван Дмитриевич поднялся с нагретого собственным телом кресла.

– Екатерина…

– Семёновна, – произнесла она тихим, но довольно решительным голосом.

– Екатерина Семёновна, прошу Вас, присаживайтесь.

– Благодарю, – она без ложной скромности осторожно опустилась на предложенный стул.

– Извините, – вновь прозвучал её голос, – но я решительно не понимаю цели моего визита к вам?

– Сударыня, – Иван Дмитриевич воротился на своё место, – у вас в знакомых есть некий Осипов?

– Василий? – ответила Екатерина вопросом на вопрос.

– Совершенно верно, Василий… – Путилин вопросительно посмотрел на Соколова.

– Ионович, – подсказал тот.

– Василий Ионович Осипов.

– Да, это мой жених.

– В последнее время ничего странного в поведении Вы не замечали?

– Я не понимаю вашего интереса к персоне моего жениха.

– Скажите, когда вы видели Василия в последний раз? – пропускаю мимо её тираду.

– Два или три дня тому.

– Где?

– Он приходил ко мне.

– В день последней встречи вы поссорились?

– Да, – удивлённо посмотрела на начальника.

– После ссоры вы больше его не видели?

– Да.

– Он способен на причуды?

– О нет! Он вполне серьёзный человек, в последнее время его всецело занимала учёба в Технологическом институте.

– У Василия были ещё знакомые по имени Екатерина?

– О знакомых не могу сказать, но его матушку тоже назвали Екатериной.

– Где она сейчас?

– Год тому умерла.

– Сегодня утром Василий Осипов явился в отделение и дежурному чиновнику заявил, что два дня тому у Николаевского моста он ударил железным кольцом в висок знакомую барышню и, чтобы скрыть преступление, утопил тело в проруби.

– Не может такого быть! – вскочила она, прикрыв ладонью рот. – Кого же он убил?

– Он сказал, что вас.

– Меня? Меня? Но я же, я…

– Да, поэтому я поинтересовался о его фантазиях.

– Где Василий?

– Он у нас, и боюсь, его состояние вызывает глубокое беспокойство, он нуждается в первую очередь в помощи врачей, его помутившийся рассудок не отличает реальности от фантазий.

– Бедный Вася! – в её руке, как у фокусника, из ничего возник белоснежный платочек, которым она вытирала появившиеся из глаз слёзы.

Иван Дмитриевич приказал Соколову, чтобы тот привёл Осипова.

Через пять минут, в течении которых в кабинете висела тишина, каждый был занят своими мыслями, дверь после двух – трёх ударов открылась, и первым вошёл Осипов со впалыми щеками, покрытыми многодневной щетиной, казавшейся грязным налётом, и остекленевшим пустым взглядом из—под густых бровей.

– Катя, ты уже вернулась? – бесцветным голосом произнёс он.

Она же в изумлении смотрела на вошедшего, наверное, впервые увидела его в таком состоянии и небрежной грязной одежде.

– Тебе не больно? – сказал он, обращаясь скорее всего в пустоту, потому что смотрел куда—то в стену.

– Василий, – Иван Дмитриевич обратился к нему, но взгляд по прежнему направлен в стену, – ты узнаёшь Катю?