Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1873 год, декабрь

Он молчал, позабыв её поприветствовать.

– Что стряслось?? – в миг её лицо преобразилось и на лице застыло выражение то ли внезапного удивления, то ли предчувствия беды.

– Я, – выдавил он из себя, потом подошёл к столу, дрожащей рукой налил из графина в стакан воды и выпил почти одним глотком. После того, как поставил стакан на место, продолжил, стараясь не встречаться глазами со взглядом девушки, – принёс скорбное известие, – и вновь замолчал.

– Что стряслось? Говори, говори, не молчи, – она вцепилась в подлокотники кресла, подавшись хрупкой фигуркой вперёд.

– Сегодня ночью произошло несчастье, которое непосредственно коснулось тебя.

– Сергей, – вскрикнула девушка, пытаясь подняться, но ноги не выдержали, и девушка рухнула, лишившись чувств.

– Помогите, – крикнул в отчаянии молодой человек.

Он не слышал, как гостиная наполнилась слугами.

Через несколько минут Марья начала шевелиться, бледность начала исчезать со щёк.

– Скажи, что с ним? – первое, что она смогла вымолвить.

– Сегодня ночью… – он отвернул взгляд в сторону, потом выдохнул едва слышно, – он мёртв.

Её глаза расширились от услышанного, но она не верила или не хотела верить.

– Что с ним? Скажи, не томи.

– Убит, – она восприняла слова молодого человека, как признание.

– Уйди, уйди от меня, – взгляд красноречиво говорил о её мыслях и чувствах, спустя некоторое время вновь сознание покинуло Марью.

Он не помнил, как схватил шапку и пальто, как выскочил на Литейный, едва не угодив под копыта лошади, которая шарахнулась в сторону. Он не осознавал, как пальто оказалось не только одетым, но и застёгнутым на все пуговицы, как шапка водрузилась на голову. Он ничего не видел и ничего не осознавал, только ноги несли по городу и дикие глаза Машеньки стояли перед ним, а в ушах звенел её голос «уйди от меня», «уйди от меня», «уйди».

Я же ничего не делал, в нем кричало желание оправдаться, а потом он остановился, словно упёрся в непроницаемую стену, я же не виновен. Это не я. Как мне доказать, что я не виновен, ведь она знала о моем чувстве и могла подумать. Я из ревности, о Боже! Зачем на меня свалился такой тяжёлый груз. Чтобы доказать свою невиновность, надо самому найти того человека со шрамом, рассекающим надвое бровь. Как его я смогу найти среди бесконечного количества живущих в столице?

Пойти в полицию. Что я им скажу? Что следил за женихом девушки, в которую влюблён, для того, чтобы доказать, что он недостоин Машеньки. Что у этого отвратительного человека на набережной Лиговского канала живёт полюбовница, к которой он ходит сразу же после визита к Залесским?

Не сочтут ли там меня душевнобольным?

К себе на квартиру идти не было сил. Сидеть в одиночестве среди четырёх стен, взаперти он побоится, ещё страшнее будет зажечь свет и ненароком увидеть в зеркале отражение своего лица с безумным взглядом, всколоченными волосами, уж лучше угодить в каталажку, провести ночь на тюремной койке среди питерских отбросов, чем услышать от любимой девушки «уйди», брошенное как бродячей собаки с долей немого презрения и откровенной брезгливостью.

В карманах наскрёб около целкового серебром и медью. Размышлять много не стал, а зашёл в ближайший трактир, даже не взглянул на название, устроился в углу, не сколько, чтобы побеспокоить кого—то своим присутствием, а скорее всего, чтобы никто не тревожил его. Сколько выпито, он не мог сказать. Противное хлебное вино через силу заставлял себя пить, чувствуя, что это и есть нужное лекарство от хандры, любви и боли. Был поздний вечер, когда он побрёл на свою ставшую постылой квартиру, в голове шумело и плыла перед глазами, от непривычного ощущения стало легко, казалось, какие свалились напасти да нет их и в помине, они исчезли где—то там, за дымкою, что окутывала взгляд. Легко идти, крылья за спиною и не важно, что шатает, как тогда на пароходе, когда плыли по Ладожскому озеру. Он хоть и был в нежном детском возрасте, но до сих пор вспоминаются большие волны, что били в борта, отчего судно вздрагивало и натужно скрипело, а маленький мальчик, начитавшийся Мерриота и Купера, грезил морями, приключениями, а здесь настоящий шторм. Вот бы попасть на необитаемый остров, как тот английский моряк, который потом встретил туземца, с которым испытали столько приключений. Молодой человек шёл, не чувствуя под ногами земли. как он не догадывался, что столь неприятная жидкость с отвратительным запахом так обостряет чувства. Я свободен от всего, хотелось вскрикнуть во все горло, но не хватало сил.

Изучение Путилиным печатного слова прервалось на середине следующей статьи. Да и Бог с ней, невелико счастье узнавать очередную новость, что не пригодится даже с кем—нибудь поделиться. Довольно таки тихий, но в тоже время настойчивый стук нарушил добровольное заключение.

Не успел открыть рта, как поначалу в кабинет заглянула голова с нечёсаной кипой волос, а вслед за ней, как вода сквозь сито, просочился помощник Миша Жуков.

Как водится, Иван Дмитриевич изобразил на лице не очень приветливое выражение, чтобы с первой минуты дать понять – настроение желает быть более покладистым, но к великому сожалению таковым не является.

– Иван Дмитрич. – быстрым шагом он пересёк кабинет и без моего позволения плюхнулся на стул. В таких случаях становится очевидным, что Михаил Силантич Жуков прибыли—с с важными вестями и желательно его поскорее выслушать, ведь нельзя бить по рукам, не то можно отбить всякое желание думать головой.

– Я уделю тебе пять минут, только пять минут, так что докладывай кратко и саму суть.

– Мне удалось след, чтобы выяснить личность зарезанного, – он выдавил на одном вздохе.

– Как? – искренне удивился начальник сыска, недоумевая как он мог это выяснить, ведь с минуты убийства прошло всего—то четыре—пять часов и к тому же в Лиговском Миши не присутствовал. Только потом осенило. Две недели тому у Обводного обнаружили убитого, тоже зарезанного ножом, но по отзывам врача, делавшего вскрытие, самым обычным ножом с односторонней заточкой. Найден он был около семи часов утра в рабочей одежде, в которой одета половина рабочего люда. Ни одной бумажки в карманах, ни какого намёка на личность убитого, ни одной мало—мальски пригодной ниточки, и никаких заявлений о пропаже. Становилось ясно, что обнаруженный – это приезжий без отметки в участке и становилось понятным, что выяснить его имя не представиться возможным, хотя, как полагается, он был фотографирован: вдруг когда-нибудь представится случай найти человека, что его опознает. Но Миша упорный, Иван Дмитриевич отдавал должное голове помощника, сел и сопоставил протоколы обнаружения тела и вскрытия. Оказалось, что в желудке убитого непереваренный картофель. Жуков поехал к врачу, который пояснил, что убитый ел не просто варёный картофель, а в похлёбке и не когда—нибудь вечером, а за час до своей гибели. Мише пришла мысль, что убитый каждое утро заходил в одно и тоже заведение, чтобы перед работой набраться сил. Он установил несколько харчевен, постоялых дворов и съестных лавок, в которых бедному рабочему люду подавали такую похлёбку и вот уже почти две недели по утрам посещает их, разыскивая пропавшего земляка, что, мол, вместе пришли в город, а приятель взял да сгинул, будто нашёл занятие поденежней. Переодевается в кургузый неопределённого цвета пиджачок, брюки с вытянутыми коленями и до боли в ушах скрипучими сапогами, что считается непременной частью завершающего штриха. Путилин понимал, что помощника мутит от похлёбки, но настойчивость брала своё.