Светлана Бестужева-Лада - Одинокая волчица. Том первый. Еще не вечер

Вот чему я категорически противилась, так это распространению коллекции на остальную квартиру, главное, на мою собственную комнату. Потому что над кроватью у меня с незапамятных времен висело распятие, а в углу – небольшая икона. Да и крещена я была через месяц после рождения, а не после распада Советского Союза, и крестик прадедушкин носила, сколько себя помнила. И хотя в вопросах веры и религии была ничуть не менее дремуча, чем большинство моих ровесников, тем не менее догадывалась, что у меня мужниной коллекции делать нечего. Как выяснилось впоследствии, правильно догадывалась.

Но вот то, что хандра и депрессия у мужа из временных явлений перешли в хроническое состояние, меня не насторожило. То есть, конечно, ликования не вызвало, и какими-то доморощенными способами я с этим пыталась бороться. Ну, там, типа «гулять перед сном» или «не есть на ночь сырых помидоров».

Эффект от этих попыток был, конечно, нулевым, особенно если учесть то яростное сопротивление, с которым эти попытки встречались. Кончилось тем, что муж практически не выходил из дома и все время лежал на диване в окружении своих «рогатеньких». Пока в один далеко не прекрасный день не отправился в мир иной. Хотя, в принципе, я готова была дать голову на отсечение, что ничем серьезным он не страдал и на недомогания не жаловался вообще.

Так что черная кошка, конечно, вписалась бы в интерьер комнаты Валерия, но в квартире ей решительно нечего было делать. С этим чуть позже согласился и Алька, который, открыв дверь в комнату Валерия, совершенно очумел: за время его отсутствия число экспонатов увеличилось чуть ли не вдвое. И пахло в комнате не испорченными продуктами и даже не кошками, а какой-то затхлостью, чуть ли не плесенью. Как в погребе, куда редко заходят. Конечно, северная сторона, закрытая форточка и все такое. Но все же…

– Ну и ну! – сказал Алька, придя в себя. – И что теперь со всем этим делать? Ма, я в этой комнате спать не буду, тут гнилью пахнет.

Еще на даче мы решили, что неделю до отъезда Алька поживет именно в этой комнате, а не в проходной рядом с моей спальней. Собственно, он сам выдвинул такую идею, я же не имела ничего против. Но если честно, мне в таком помещении тоже как-то не хотелось особо задерживаться, тем более – ночевать.

– Позвони-ка ты отцу, – предложила я. – Он жаждет тебя видеть. А то, как это у вас водится, дотянете до последнего дня, а виновата, как всегда, буду я.

– В чем это? – заинтересовался Алька.

– В том, что препятствую тебе видеться с родным отцом, – удовлетворила я его любопытство. – Было уже, проходили. Так что давай, утрясай эту проблему. Мне своих хватает.

Алешка пошел звонить отцу, а я продолжила осмотр квартиры. В моей комнате, слава богу, все осталось без изменений, даже пахло, как всегда: лавандой и моими любимыми духами. В проходной тоже было нормально, только пыли многовато. Пока открытый холодильник высыхал, я взялась за протирку полов и мебели и вообще – за уборку, попутно соображая, чем кормить ребенка на обед и на ужин. Благослови Боже Софью Михайловну, благодаря ей хоть с этим никаких трудностей не возникало.

– Ма, – услышала я Алешкин голос, – ты можешь на минутку оторваться?

Я с удовольствием распрямила спину и вышла на кухню. Алешка сидел у телефона с довольно растерянным видом.

– Ну, что?

– Понимаешь, папа предлагает, чтобы я сегодня к нему приехал… с ночевкой. А то завтра он занят. И послезавтра, возможно, тоже.

– И что тебя смущает?

– Ну, как-то в первый же день оставлять тебя одну…

– Глупости! Я же не маленькая девочка. А если тебя волнует, что ты не сможешь помочь не с уборкой, то не волнуйся, здесь работы на неделю хватит. Поезжай, пообщайся с отцом.

– Понимаешь, он сказал, что завтра идет в театр. С этой… Маринеллой.

– Она тебе не нравится? – индифферентно поинтересовалась я. – Так ты же не собираешься ней в театр идти. Что происходит, сынок?

– По-моему, он собирается на ней жениться.

– Что ж, естественное желание нормального порядочного мужчины: жениться на красивой, молодой девушке.

– Она его не любит.

– Это еще откуда информация?

– Я же не слепой. Она – кукла, просто тупая, жадная кукла, которая любит только деньги.

Я пожала плечами. На меня при нашей мимолетной встрече Маринелла вообще не произвела никакого впечатления: я запомнила только эффектное сочетание серых, чуть раскосых глаз и смуглой кожи. Но Алешке, конечно, виднее. Только это опять же не мое дело – на ком собирается жениться мой бывший муж. Он давным-давно совершеннолетний.

– В любом случае, поезжай и пообщайся с отцом, пока он на ней не женился. И не забудь, что через неделю ты вообще уезжаешь. Так что не усугубляй.

– Не буду, – обещал повеселевший Алька. – Ма, а кормить в этом доме принято?

– Сейчас пол домою и покормлю, – обещала я, – а ты пойди и разбери сумки, которые нам твоя крестная собирала. По-моему, там на полк солдат хватит. И чайник поставь. Да, кстати, посмотри, есть ли у нас заварка и кофе.

Через десять минут мой ребенок, украдкой что-то жуя, доложил, что заварки – на один раз, а с кофе вообще беда, потому что никакого нет. Ни в зернах, ни молотого, ни растворимого.

– Вот сбегай в магазин, пожалуйста, купи чаю, кофе и черного хлеба для меня, – попросила я. – После этого поедим – и можешь отправляться к папеньке. Вы на который час договорились?

– Он сказал, что сегодня освободится пораньше. Просил приехать часам к пяти.

– Сейчас сколько, час? Ну, времени у тебя еще полно. Давай, сын, выполняй. На тебе денежку и… ой, солнышко, сигарет мне купи, пожалуйста. Чтобы мне хотя бы до завтра хватило.

Алешка дурашливо отдал честь по-военному и испарился. А я пошла заваривать чай и накрывать на стол. В первую очередь нужно было съесть салат и пирожки с мясом, а остальное пока может и подождать…

Когда Алешка отбыл к отцу на Красную Пресню, я позволила себе немного расслабиться: заварила кофе покрепче и села на своем любимом месте у кухонного окна. Из него лучше всего виден был храм и даже кусочек Москвы-реки просматривался.

В свое время, Валерий приволок откуда-то старое дубовое кресло с затейливой резьбой, но без сидения и без середины спинки. Он колдовал над ним около месяца и в результате торжественно преподнес мне отлакированный и отреставрированный шедевр, с сидением и спинкой обитыми темно-зеленым бархатом. Сидеть в нем было необыкновенно удобно, а широкий подоконник позволял держать на нем и чашку, и пепельницу и даже целый кофейник, если бы в том возникла необходимость. Я сидела и думала, что обязательно куплю себе кофеварку: не такую навороченную, как у Володи, а небольшую, компактную, и поставлю ее вот тут, рядом с креслом.