Геннадий Бачериков - Вальс для принцессы

– Вот, но у меня сын спит, он еще маленький. Но я не понимаю, в чем дело?

– Значит, поднимайте сына. Мы ждать, пока он вырастет или выспится, не можем. Жуков, Ковалев, начинайте обыск. А комната Азаровой Надежды Борисовны где? И ключи дайте от ее комнаты, от вашей и от квартиры.

– Но объясните же, в чем дело? Я ни в чем не виновата! Вы, наверное, ошибаетесь!

– Поедете с нами после обыска, следователь все объяснит, а я не уполномочен. Понятые, – кивнул он управдому, старавшемуся не встречаться взглядом с Наташей, и вчерашнему профессору, тоже не поднимавшему глаз, – пройдемте на время обыска в ее комнату.

Наташа с лампой в руках прошла вперед, осторожно разбудила Васю, который спросонья тер глаза кулаками, стараясь одновременно разглядеть заполнивших комнату людей. Двое из них, взяв лампу, начали почему-то рыться во всех ящиках шкафа и комода.

– Мам, а чего они ищут?

– Не знаю, сама ничего не понимаю. Да, Вася, тебе, наверное, какое-то время придется пожить без меня. Но я вернусь, обязательно, ты слышишь? – Она обняла сына, и слезы опять покатились из ее глаз, как мелкие горошины.

– Вот они, фальшивки немецкие! – торжествующе воскликнул один из милиционеров, доставая из ящика стола две хлебных карточки.

Понятые, прошу подойти, – сказал главный. Сейчас будет составлен протокол, подпишитесь.

Наташа, улучив момент, осторожно боком переместилась к Ильдару, стоявшему в темноте позади всех.

– Ильдар, милый, позаботься о Васе. Я надеюсь, что это недоразумение и все быстро уладится. Но если что, ну, ты понимаешь…

– Не беспокойся, Наташа. Если что я знать буду, где он. Может мне к следователю сходить, ты расскажи ему, что я знаю, что к тебе приходили вчера.

– Боюсь, этим делу не поможешь, а хуже сделать можно, она еще и тебя припутает, а у меня сейчас надежда только на тебя.

– Эх, и откуда такие люди берутся, зачем я только к Ринату пошел?!

– Да ладно, не кори себя, может и обойдется.

– Бурыкина, собирайтесь, идем, – сказал главный.

– А как же сын, он с кем останется?

– Сына тоже собирай, за ним пока дворник присмотрит, а потом из детского дома подъедут.

– Но я же ни в чем не виновата, меня сейчас отпустят, где я его потом искать буду?!

– Ничего, найдешь. У нас в детдомах дети не пропадают. Давай, собирайтесь, и на выход!

Все вышли из квартиры и спустились на улицу. Краем смятенного сознания Наташа заметила, что квартира осталась открытой. Утро было морозное, уже вставало солнце, но в небе еще висел бледный полный диск луны. Невдалеке один за другим грохнули два разрыва.

Старший милиционер выругался сквозь зубы, – А, дьявол, не успели до обстрела. Жуков, Ковалев, арестованную переулками доставить в отделение. Дворник, бери пацаненка, и пошли к тебе.

Вася похожий на медвежонка, в шубейке, пошитой матерью из старой меховой накидки умершей соседки, с отчаянным ревом бросился к матери, та обхватила его, но подбежавшие милиционеры оторвали ее от сына и повели в переулок. Она оглянулась и крикнула через плечо:

– Вася, ты меня жди, я обязательно вернусь и найду тебя! Ильдар, узнай, куда его направят! Помоги ему, если меня долго не будет!

В это время во двор въехала полуторка с фанерным ящиком-фургоном в кузове. Правая дверь кабины открылась и с подножки спрыгнула Марина Яковлевна. Веселая, бодрая, с красными от мороза щеками она походила на жизнерадостного снегиря. Наташа, издали завидев ее, бросилась к ней, но милиционеры ухватили ее за рукава пальто и повели за угол дома. И Вася навсегда запомнил растерянное лицо матери и слова, которые она бросила напоследок Марине Яковлевне:

– Я знаю, ты у меня сына хочешь украсть!

Марина, даже не поведя ухом на слова матери, которая уже скрылась за углом, подошла к оставшимся во дворе, поздоровалась со всеми и сказала, обращаясь к главному милиционеру – Виктор Семенович, пойдемте с нами, а ты – обратилась она к Ильдару, – мальчика пока к себе уведи, мы скоро зайдем к тебе.

Ильдар, держа плачущего Васю за руку, пошел в дворницкую. А Марина Яковлевна, сопровождаемая милиционером, управдомом, профессором и шофером направилась в Наташину квартиру. Вдали мерно грохотали взрывы, шел четвертый месяц блокады и немцы, не потеряв еще надежды быстро добить замерзающий город, продолжали ежедневный обстрел. Так будет продолжаться почти два с половиной года, только в январе сорок четвертого на город упадет последний снаряд.

Через час в дворницкую зашли управдом и Марина Яковлевна. Вася, скинувший шубейку и шапку, сидел возле горячей печки и грыз закаменевшую, оставшуюся еще неизвестно с каких времен баранку, размачивая ее в кружке с кипятком.

– Вот что Ильдар, – сказал управдом, – там в квартире еще семья живет, они на фронте. Если кто приедет, ключи от квартиры у меня. Я сейчас никого в комнату Азаровой подселять не буду. А мальчишку вот она заберет, – кивнул он в сторону Марины Яковлевны, – Уж во всяком случае, у нее ему лучше будет, чем в детдоме.

Вася замер от ужаса. Значит то, что кричала мама, и в самом деле правда, – вот эта кругломордая тетка и вправду хочет его украсть. Вот так же и Леньку украли, значит, она его и съесть может.

– Дядя Ильдар! – бросился он к дворнику, – не отдавайте меня, они меня съедят как Леньку!

– Ну, пацаненок малахольный! – воскликнул управдом.

– Да у нее муж в столовой в Смольном работает! – обратился он уже к Ильдару, – мальчишка хоть подкормится, своих детей у них нет, так что как сыр в масле будет кататься.

– В школу будешь ходить, – вступила в разговор Марина Яковлевна, – Сергей Алексеевич, муж мой, на работу на машине каждый день ездит. И тебя по дороге будет каждый день завозить с утра, до школы то далеко.

Ильдар молча погладил шершавой ладонью по голове прижавшегося к нему Васю. Вася всхлипнул, успокаиваясь. В конце концов, если столько взрослых знает, что он у Марины Яковлевны, то она ему ничего плохого не сделает, да и мама должна скоро вернуться. А каждый день на машине кататься, да еще и в школу ходить, это было просто мечтой.

– Ты не бойся, – сказал Ильдар, – я твоей маме скажу, где ты, когда она вернется. Иди и ничего не бойся, в том доме Ринат дворник, он мой друг, я все о тебе знать буду.

Бурыкина Наталья, Васина мама, не дожила до конца следствия. В тюрьме было холодно почти так же как на улице, те же сто двадцать пять граммов хлеба и больше ничего. Она заболела сразу и через две недели умерла от воспаления легких.

А Вася стал жить у Марины Яковлевны и Сергея Алексеевича и со временем понемногу привык к ним. Хотя воспоминания о матери его не оставляли, и он часто видел ее во сне.

Учился Вася очень хорошо и в седьмом классе даже занял одно из первых мест на ленинградской математической олимпиаде. Но когда ему исполнилось пятнадцать лет, закрутилось знаменитое «ленинградское дело», и на следствии попутно вскрылось, что у многих партийных и государственных функционеров после войны в немалом количестве появились раритетные драгоценности, картины, мебель, фарфор, и в ряде показаний источником раритетов указывались Марина Яковлевна и Сергей Алексеевич. Оба они были арестованы и среди прочих, ни в чем не повинных людей, единственные, может быть, за дело получили «расстрельную» статью. Поскольку Вася официально не был усыновлен, его просто выкинули из квартиры, на которые в послевоенные годы был большой спрос, так как партия считала, что первым делом надо делать большую бомбу, строить ракеты и помогать отдаленным братским и освобождающимся народам, а свой народ был у себя под боком как-то не особенно и виден. Так Вася оказался в родном дворе, куда он зашел, чтобы узнать у кого-нибудь, не осталось ли у него прав на комнату, в которой они жили с матерью. Марина говорила ему, что мать жива, но писать ей не разрешают.