Сергей Генералов - Игра в детектив

– Борис Соломонович, – начал Балабанов, – а вы когда вчера появились в ресторане «Москва»?

Боря довольно хмыкнул и с шутками-прибаутками, но очень подробно принялся рассказывать. За ним сразу потянулись остальные. Кто больше, кто меньше, кто с удовольствием, кто сквозь зубы, но говорили все. Никто не отпирался. А Балабанов внимательно слушал и записывал в блокнотик. Он с самого начала решил считать всех этих людей не свидетелями и не подозреваемыми, а действующими лицами, поскольку в сложившихся условиях это было значительно удобней. Теперь же оставалось только разобраться в них и правильно расставить. Таким образом, спустя полчаса, в блокноте Балабанова появился следующий столбик с именами:

Альберт Сергеевич Ковец,

Полина Альбертовна Ковец,

Константин Обухов,

Вадим Щукин.

Далее подведена черта и снова фамилии:

Борис Соломонович Тугаринский,

Вика,

Гарик,

Лена Сычева,

Аркадий Дмитриевич Федосюк.

Снова черта. Потом следовало:

Эльвира,

Роман Джанк

и, наконец, неизвестный из ресторана.

Всего двенадцать имен. Двенадцать участников развернувшейся ночью трагедии. Напротив четвертого имени Балабанов поставил маленький крестик, а напротив последнего – большой вопросительный знак. Вот это было особенно важным, поскольку о подозрительном субъекте, явно следившем за всей компанией, практически ничего не было известно. А тот, кто прячется, по мнению Балабанова, вызывает самые большие подозрения. Таким образом, среди его действующих лиц нарисовался главный подозреваемый.

– Скажите, Полина, – спросил Балабанов, – а вы этого человека, который интересовался вами в ресторане, знаете?

– Нет.

– Что, он даже не представился?

– Кажется, его зовут Павел. Но я точно не помню.

– Вадиму он не понравился, – вставил Ковец. – Вызвал какое-то недовольство своим появлением.

– Вот как? – Балабанов нахмурился. – Щукин что-то говорил о нём?

– Да ничего особенного.

– Угу, – Виктор Андреевич вычеркнул в своем блокнотике слово «неизвестный» и вписал «Павел». Потом подчеркнул и прибавил восклицательный знак.

– Больше вы с этим Павлом не разговаривали? – спросил он у Полины.

– Нет. Только когда я увидела… ну, Вадима, мёртвым уже, он подошёл первым, сказал что-то вроде «Ну и ну» и сразу ушёл.

– Ну хорошо, а скажите, Щукин, он что, любитель выпить?

– Нет, – пожал плечами Ковец, – обычно он очень мало пил. Я не знаю, что на него нашло.

– Да он просто нализался «матрёшек», – объяснил скучающий Обухов, которого не особенно развлекал этот допрос.

– «Матрёшек»? – поинтересовался Балабанов. – Каких «матрёшек»?

– Вы что, никогда не были в том баре? Это их фирменный напиток… Шуток не понимает, вот и нализался, как дурак.

Балабанов с интересом воззрился на Обухова, как, собственно, и все остальные присутствующие. Костя нерешительно кашлянул, словно сболтнул лишнего.

– Это из-за меня, – сказала Полина. – Я предложила Косте подшутить над Вадимом. Мы знали, что он почти не пьёт и решили уговорить его попробовать «матрёшку». Это очень крепкий коктейль. Ну, а тот и согласился… Но потом он уже сам заказывал!

– Понравилось, – хихикнул Гарик.

– Ох, Полина! – прогромыхал Тугаринский. – Так это, оказывается, ты шлёпнула нашего Щукина?

Ковец недовольно вскинулся:

– Борис Соломонович!

– Секундочку, – спросил Балабанов Полину, – а зачем вы это сделали?

– Не знаю. Просто так. Он в ресторане всё хотел со мной выпить, вот я подумала…

– Ну, это понятно, – Балабанов потряс своим блокнотиком, – но вот вы говорите, что потом у бассейна был серьёзный скандал с Щукиным. Это же не на пустом месте? С чего он начался? Может быть, Щукин был недоволен кем-то конкретно?

Все замялись, как будто не зная с чего лучше начать. И тут за всех ответил Тугаринский:

– Да Вадим был всеми недоволен. Он просто встал и сообщил, что все мы тут говно неадекватное. Может быть, он и хотел обвинить кого-нибудь из нас конкретно, но в том состоянии он мог только сопли пузырями пускать. Так что мы ничего не поняли.

– А потом он упал в бассейн, – закончил за шефа Гарик.

– Может быть, он захлебнулся в бассейне? – предположил Балабанов. – Всё-таки пьяный человек. Ничего не соображает.

– В бассейн он упал по моей инициативе, – немедленно возмутился Боря, – и только для того, чтобы прийти в себя. Так что, выбрось это из головы!

– Значит, когда Щукина усаживали в шезлонг за бассейном, он был жив, а когда о нём вспомнили через некоторое время, он был уже мёртв?

– Он был не просто мёртв. Он был убит.

Последнее высказывание удалось Боре Тугаринскому на славу и получилось каким-то зловещим.

– Ну что ж, не буду вас больше утомлять, – произнёс Виктор Андреевич со вздохом. – Давайте только кое-что уточним. Значит, Щукин ещё жив и бармен отводит его в шезлонг за бассейном. Через некоторое время, появляетесь вы, Альберт Сергеевич, и вы, Эльвира.

Ковец кивнул.

Балабанов продолжил.

– Ещё через некоторое время Константин уходит с палубы за шалью по просьбе Альберта Сергеевича. Потом Аркадию Дмитриевичу становиться плохо и он отходит к борту корабля, туда, где потемней…

– Да уж, братец, тебе было так чудненько, что ты пол Эгейского моря заблевал! – хохотнул Тугаринский.

– Боря!… В самом деле!… – недовольно проворчал Федосюк, сжимая пальцами виски. Он почти не принимал участия в разговоре по причине страшной головной боли.

– Молчу уж.

– Дальше. Навстречу Аркадию Дмитриевичу, – ещё раз терпеливо продолжил Балабанов, – попадается неизвестный Павел, который почему-то решил передвинуться поближе. Чуть позже возвращается Константин, и почти сразу после этого уходите спать вы, Борис Соломонович. Вместе с Викой. А за вами и Аркадий Дмитриевич с Леной. Так?

– Ну уж нет! – возмутился Гарик. – Это не Аркадий Дмитриевич с Леной, а как раз наоборот, Лена с Аркадием Дмитриевичем ушла.

– Хорошо. Ну и, наконец, Полина идет будить Щукина и обнаруживает, что он убит… Да, невесёлая получается картина.

– А главное, ни хрена не понятно! – огорчился Тугаринский.

Балабанов со вздохом захлопнул свой блокнот. Он подумал, что уж лучше ни хрена не понимать, чем прийти неожиданно к выводу, что убить Щукина мог каждый из присутствующих без исключения. Во всяком случае, возможность уединиться для этого была у всех, а алиби – зуб на отсечение! – нет ни у кого. Но ведь это абсурд. Так быть не должно! А тут ещё этот танцор Павел, который прячется и следит за всеми. Не ради же танцев?

Если не вдаваться в утомительные подробности и не разводить, как выражается полковник Разговоров, антимонии, то вся романтика морских путешествий заключается в двух словах: волны и ветер. Человека впечатлительного они захватывают, как сказки захватывают детей, и остаются с ним навсегда. Время от времени они дают о себе знать, вызывая сладкие грёзы о дальних морских путешествиях или тоскливые воспоминания о несбывшихся мечтах, сдобренные, словно булка марципаном, робкой надеждой. Что делать, люди чрезвычайно сентиментальны! Притом, как правило, они больше склонны сентиментальничать, чем что-либо делать. К примеру, если спросить любого попавшегося вам навстречу человека: «Гражданин, простите за любопытство, как бы вам понравились Карибские острова?», можно биться об заклад, что девять из десяти на это только усмехнутся, мол Карибы они, конечно, ничего себе, но что мы там забыли? Песок, море и джин с тоником? Так для этого совершенно необязательно отправляться так далеко… Вытекает из людей романтика, как вода из испорченного крана, с самого детства вытекает и становится человек тяжёлым на подъём и скучным. Он способен всю свою жизнь прожить в одном городе, ни о чём не задумываясь, а волны и ветер будут навевать на него тоску. Хотя, может быть, и не очень часто.