Татьяна Кирилюк - Синдром маркизы Помпадур

– Отличный план, – обрадовалась Светлана. – И форма одежды походная.

– Точно, – кивнул отец, разливая кофе из турки по чашечкам.

Все так и было: отец уверенно вел «Мерседес», вспоминал свою молодость, расспрашивал дочь о нынешних пристрастиях молодежи. Слушал и удивлялся: «Так, значит. Вот как от жизни отстал: все работа, работа, работа».

После шашлыков и чебуреков гуляли по лесу и дурачились. Светлана зачем-то набила карманы прошлогодними шишками, отец умилился: «Как маленькая!»

Он подхватил дочь на руки и, удивленно воскликнув «тяжелая стала!», закружился с ней по освещенной солнцем поляне. Отец был нежен, искрился любовью, целовал ее носик и волосы, восхищался словечками дочки и гордился: «Какая же ты у меня красавица!»

У Светланы не хватило духа нарушить эту гармонию.

«Дома поговорю», – решила она.

Но и дома не получалось. В просторной столовой их ждал изысканно накрытый стол. Рядом на высокой подставке утопала в ведерке со льдом бутылка шампанского «Мадам Клико». После прогулки, нагуляв аппетит, уплетали за обе щеки. Отец залихватски открыл шампанское, ловко разлил его по бокалам и произнес длинный тост. Светлана рассеянно слушала, думая: «Надо набраться храбрости и начать разговор. Как начать? Попросить отца сделать еще мне подарок: помириться с мамочкой. Вот закончит тост, и сразу начну».

И опять не решилась. После ужина отец взял дочь за руку, как маленькую, отвел в гостиную, усадил на диван, сам сел рядом и, гладя ее по голове, медленно, едва ли не по слогам, сообщил:

– Вот ты и взрослая. Я рад, что между нами сохранилась душевная связь. Настало время открыть тебе правду. У тебя есть сестра. Ей четырнадцать лет. Я люблю ее мать и хочу, чтобы они жили с нами. Не могу больше разрываться на две семьи.

Светлану словно кипятком окатили. Она сбросила руку отца со своей головы и воскликнула:

– У меня есть сестра?! Ей четырнадцать лет?! Выходит, не мама, а ты! Ты предатель! Ты и эту девчонку называешь принцессой?

Отец ответил растерянно:

– Нет, я зову ее уточкой. Доченька, успокойся, – быстро пришел он в себя, – я как любил тебя, так и буду любить. Если честно, разговора боялся, но такой реакции не ожидал.

Светлана вскочила и с криком:

– Ты ждал, что я похвалю тебя за предательство? – выбежала в прихожую.

Пока она нервно надевала кроссовки, отец ее останавливал и уговаривал не горячиться. Дочь это только бесило. Она оттолкнула его и выбежала из квартиры. Она думала, что отец догонит ее, скажет, что пошутил, что на самом деле Светлана его единственная и любимая. Этого не произошло. Отец ее не догнал и даже не позвонил, не попросил вернуться домой.

Ноябрьский ветер полосовал ледяными струями ливня облупившиеся стены мрачного здания, прозванного в народе домом малютки. Старый уличный фонарь с жалобным скрипом выхватывал из черной бездны хрупкий силуэт девушки. В отчаянии она металась у подъезда и яростно молотила кулачками в закрытые двери.

– Откройте! Откройте! Умоляю вас! – рыдая, кричала она.

Дверь открылась. На пороге выросла женщина с заспанным сердитым лицом. Она с головы до ног смерила незнакомку неприветливым взглядом и, задержавшись на ветхом плащике и стоптанных туфельках, ворчливо спросила:

– Чё надо?

– Дочку, дочку хочу забрать! – умоляюще воскликнула девушка.

– А другого времени не нашла? Утром приходи, – отрезала женщина, собираясь уйти.

Девушка неистово вцепилась в затертую ручку двери и с надрывом закричала:

– Миленькая, помоги! Утром поздно будет! Утром ее отправят, я же, дура, бумаги уже подписала!

– Тем более. Раз дура, раз подписала, так нечего здесь и вопить. Раньше надо было думать, – возмущенно отчеканила женщина и грубо оттолкнула несчастную, решительно закрыв дверь приюта.

Девушка отлетела, упала и по ступенькам скатилась на мокрый асфальт. Визг тормозов вынырнувшего из темноты «жигуленка» заглушил и раскаты грома, и предсмертный стон девушки. Ранним утром ее холодное безжизненное тело нашли у порога дома малютки.

Дочку, которую несчастная хотела забрать, отправили к новым родителям.

Спустя три года в Америке.

В дверях холла показалась радостная Сесиль.

– Ге-енри, а вот и я! – воскликнула она и, раскинув руки, закружила по комнате, грациозно огибая кадки с пальмами и ритмично постукивая каблучками по мраморному полу.

Муж с молчаливым удовольствием смотрел на вальсирующую жену.

– Как я выгляжу, Генри? Ты не разлюбил меня? Ты счастлив? – сыпала она вопросами.

Не получив ответов, Сесиль упала в объятия мужа и рассмеялась:

– Вижу, что разлюбил!

– Дорогая, какие глупости ты говоришь, – с нежным укором сказал Генри, не отводя от жены влюбленного взгляда. – Я счастлив и обожаю тебя, но мы уже рискуем опоздать.

Сесиль капризно наморщила носик.

– Ты не оценил, как я выгляжу, – проказливо топнула ножкой она.

– Выглядишь, как всегда, потрясающе.

– Чем же ты недоволен?

Генри помялся, но все же удовлетворил любопытство жены:

– Не обижайся, дорогая, но мы направляемся в монастырь ордена кармелиток, а не в ресторан. Боюсь, сестра Мария сочтет твой наряд легкомысленным.

– И чем это нам грозит? – с иронией осведомилась Сесиль.

– Это заставит ее усомниться, можно ли такой несерьезной особе доверить ребенка, – рассудительно ответил Генри.

Сесиль нахмурилась:

– Милый, ты прав, я сглупила. Но ты же не осуждаешь меня?

– Ни в коем случае, – заверил он.

– Я всего лишь хотела, чтобы наш будущий ребенок увидел свою мамочку нарядной и красивой, – продолжала оправдываться Сесиль.

– Дорогая, понимаю, но советую тебе поспешить переодеться, пока мы не опоздали. Думаю, в английском костюме ты будешь выглядеть очаровательной даже для кармелиток.

Шестидесятилетний Генрих Доферти был очень богат, но двадцатилетняя красавица Сесиль вышла за него замуж вовсе не по расчету. Сесиль любила мужа со всем пылом своей юной души. Огромная разница в возрасте не мешала их счастью, а вот отсутствие детей огорчало Сесиль. Она была из бедной многодетной семьи, привыкла к щебету младших сестер и братьев. Тишина пугала и удручала Сесиль. Она мечтала наполнить их большой и просторный дом весельем и детским смехом.

Генрих Доферти в свои шестьдесят был еще крепким мужчиной, но рассчитывать на потомство, увы, он не мог. Берта, первая жена, родила Доферти сына. Мальчик трагически погиб, когда ему было семнадцать. Берта не пережила смерти сына. Она слегла и, несмотря на усилия докторов, умерла.