Алексей Доброхотов - Вскормить Скрума

Колька, не спеша, выпил.

– Ну, что? – поинтересовался Филипыч.

– Ничего. Вода, – ответил больной.

– Наливай еще, – указал доктор.

– А много того этого не будет, – смерил остатки хозяйским оком Василий.

– Лей, – приказал фельдшер, – Не тряси. Больше расплескаешь. Лечение требует жертв.

После второй выпитой порции лекарства симптоматика ни чуть не изменилась. Зато водка кончилась. Треха по-прежнему сидел напротив Филипыча на табурете со страдальческим выражением лица. Ни в его поведении, ни в настроении, ни в мироощущении никаких видимых перемен не наблюдалось. Даже странно как-то после двух кружек не самой плохой водки…

Фельдшер задумался.

– И что? Ничего не чувствуешь? – более сочувственно поинтересовался он, – Сушняк прошел?

– Ни фига не прошло, – зло процедил сквозь зубы мужичек, – Воду пить больше не хочу.

– Да… – глубокомысленно протянул медик, – Придется усилить эксперимент. Вася, тащи-ка сюда вот тот пузырь, – указал на пузатый флакон в стеклянном медицинском шкафу, – Ну, Треха, если ты у меня шутишь, отведаешь поленом… Я тебе второй шишак гарантированно обеспечу. Полную симметрию на башке. С рогами ходить будешь. Как черт. Сейчас проверим. Наливай, Вася, полную. Это микстура верная. Слона свалит. Пей, Треха. Посмотрим, какая на вкус будет вот эта водичка, – и злорадно усмехнулся, обнажив редкие гнилые зубы.

Колька, не долго думая, спокойно выпил предложенное снадобье, не дрогнув ни единым мускулом лица.

– Достало мне пить вашу воду. Спирта бы налил, что ли. Душа горит, – произнес он, ставя пустую кружку на стол, – Муторно.

– Это и был чистейший медицинский спирт, – дрогнувшим голосом признался фельдшер. Взял из рук Василия бутыль, нюхнул, вздрогнул и самолично налил новую полную порцию, – Не верю, – решительно заявил он, – Пей. Это и есть спирт.

Сосед даже рот открыл от изумления, глядя, как Треха спокойно выпивает дополнительные двести грамм чистого спирта с полным равнодушием и, можно даже сказать, отвращением, какое до того испытывал только к одному пойлу, к воде.

– Больше не выпью. Все. Край, – заявил он, – Опух от воды. Сейчас лопну.

Филипыч смотрел на Кольку в упор, словно на чудо, не в силах сформулировать концептуально мысль.

– И что?.. И ничего?.. – наконец поинтересовался он.

– А чего от воды будет? – угрюмо ответил пациент.

– Вот это шандарахнуло, – потрясенно молвил Василий, – Это же надо того этого… По самому дорогому…

Филипыч повертел в руках практически пустой бутылек и горестно облокотился на стол.

– И что мне теперь с тобой делать? И каков будет диагноз? – задал он себе риторический вопрос.

– Вот, вот, – подтвердил Василий, – Что делать то?

Фельдшер недоуменно пожал плечами.

– Может это не спирт? Может в аптеке напутали?.. Никогда не путали, а тут… – поскреб щетинистую впалую щеку и заключил, – Идите, мужики, с миром. Спирта у меня больше нет. А может, его и не было. А может, это иммунитет у него выработался. В общем, дело тут темное. Тут медицина бессильна.

– И что, вот так и пошли? – не понял озадаченный сосед.

– Вот так и пошли, – подтвердил мысль Филипыч, – А что я еще могу? – отломил корку хлеба и заел горькую мысль о собственном недоумении, – Попробуйте у Степаныча. Может он вам поможет.

Мужики встали, переглянулись: действительно, что он еще может, если спирта у него больше не осталось? Махнули рукой и пошли по дороге дальше.

* * *

Двинулись к Степанычу на другой край деревни. Потому как только тот издавна промышлял самогоном, и только у него случалось иногда отовариться хмельным зельем в рассрочку.

По дороге случился с Трехой припадок. Никогда раньше за ним не замечалось ничего подобного. Хоть он мужичек задиристый и шебутной, но раньше ни с того ни с сего не налетал на людей с кулаками. Сторонился беспричинной драки. Соблюдал приличия.

Встретили по дороге агронома Кирилыча. Едва успели с ним поздороваться, как Колька завопил на всю улицу дурным голосом: «Ах, ты, мразь, перекошенная», налетел на него, сбил с ног и стал катать в грязи и валтузить, словно ненормальный. Василий насилу оттащил дурака в сторону. Освободил уважаемого специалиста, поднял с земли, отряхнул, как мог, извинился. Пришлось даже два раза товарищу по роже кулаком съездить, чтобы тот успокоился и немного, в себя пришел. Агроном еще долго возмущался и кричал вслед разные обидные слова, сдирая со светлого пиджака навозные лепешки, а Треха весь трясся, не в силах вразумительно пояснить причину столь странного поведения. Брызгал тягучей слюной, как придурошный и все твердил свое: «Мразь, мразь перекошенная».

«Про кого это он так, – подумал сосед, – Неужели про агронома?»

Конечно, желчный и завистливый Кирилыч. Мало кто в деревне водил с приятельские отношения. Но все же видный специалист. Без него никуда. Как можно без всякого повода такого интеллигента в грязи валять? Видимо, совсем допекло человека. Навалилось на него разом: и стропила, и неприятности с организмом, и неведомая болезнь, лишившая последней радости в жизни. Не выдержал разум давления, сошел с фазы, заклинился.

– Ты, Треха, того, совсем дурной стал, – заметил по дороге Василий, – За что это ты на Кирилыча набросился? Что тебе Кирилыч то сделал?

– Кирилыч? Какой Кирилыч? Не трогал я никакого Кирилыча, – неожиданно ответил мужичек и как-то весь съежился не то от страха, не то от холода.

– Конечно не трогал, – хмыкнул сосед, – Разве так трогают. Так, только того этого помял маленько, чуток в грязи повалял. Так это не в счет.

– Я чего?.. Я ничего… Не трогал я никого… Так это чего, Кирилыч был? – вдруг словно осенило его.

– А то нет! Зачем ты это того этого, поколотил?

– Не хотел я Кирилыча колотить. Не он это был, – упавшим голосом произнес Треха, – Сам он свалился.

– Конечно сам. Кому надо его сваливать? Шел себе, шел, спотыкнулся и прямо в коровье добро мордой сам того этого въехал. Все видели. А ты так, грязь с него того этого отряхнул малость, – иронично заметил спутник.

– Да, отряхнул. Это ты правильно, Вася, сказал. Так дело и было, – Колька насупился, вперился исподлобья в своего соседа и только желваки заходили на широких скулах небритого лица.

– Конечно, так оно того этого и было, – поспешил согласиться собеседник и в первый раз пожалел о том, что вообще связался с таким придурком. Теперь агроном к бригадиру побежит жаловаться, тот учинит разборку, придется оправдываться, за что человека среди бела дня изваляли… И вообще, что в это время на другом краю деревни делали… Как объяснить? Не любил мужик засвечиваться. Сторонился начальства и вообще всякого к себе общественного внимания. Старался избегать в меру сил скандальных историй. А тут впутался по самые немогушки в такое неприятное дело. Да еще с Трехой. Прямо скажем, поганая получилась прогулка. «Вот уж правы люди, не путевый он, – подумал мужик, – Все у него наперекосяк».