Геннадий Мурзин - Смертельный нокаут. Уральский криминальный роман

– Здравствуйте, гражданин Шилов.

– Ну… вишь ты… сразу и «гражданин», – недовольно пробурчал тот, но головы так и не поднял.

Следователь напомнил:

– Я с вами поздоровался, не так ли?

– А… пошел ты!..

– Не понял?

– Поймешь, вишь ты, когда сдохнешь.

– Если так, – следователь неожиданно хряпнул кулаком по столу и рявкнул. – Сидеть, как положено!

Шилов от неожиданности вздрогнул. Тотчас же выпрямился, подобрался и впервые посмотрел на следователя. К столь резкому переходу он оказался не готов.

– Извините, – промямлил Шилов.

Следователь совершенно спокойно заметил:

– Это совсем другой разговор. Он более приемлем для меня, – Шилов счел благоразумным промолчать. Следователь спросил. – Как прошла ночь?

Шилов пробурчал:

– Вонь и духотища.

– Ну, извините, – следователь развел руками. – Специальных апартаментов для VIP-персон здесь нет. Как я понял, это единственная у вас жалоба?

– Нет, – буркнул в ответ Шилов.

– А именно?

– Мне, вишь ты, адвокат нужен.

– Понятное желание. И оправданное. Но не сегодня. Сегодня не будет никаких следственных действий. Я пришел лишь познакомиться…

– Могли бы и представиться, – пробурчал Шилов.

– Если бы не ваша грубость, то я это бы сделал уже в самом начале. Я – Коротаев Иван Емельянович, старший следователь по особо важным делам прокуратуры области, полковник юстиции.

Шилов переспросил, хотя все услышал предельно отчетливо:

– Следователь? Из областной прокуратуры? Полковник юстиции?

– Именно так, – подтвердил Коротаев.

– Лестно, вишь ты, но вряд ли оправданно внимание ко мне со стороны…

Коротаев поспешил уверить:

– Оправданно, очень даже оправданно.

– Но я… вишь ты… ничего не совершил… такого, чтобы… Схватили… Поместили… А за что? Никто не говорит… Это – чистейшей воды произвол, о чем прошу сообщить прокурору области. Я – депутат и никто не вправе так относиться… Я облечен доверием избирателей… Ну и прочее такое…

Коротаев проигнорировал тираду задержанного:

– Мне поручено дело…

Шилов перебил.

– У меня нет и быть не может, вишь ты, никаких дел с прокуратурой области. Я – добропорядочный гражданин России… Общественный деятель… Предприниматель… Чинится беззаконие. Поэтому, повторяю, мне нужен адвокат.

– Я уже это понял, гражданин Шилов. И дал разъяснение. Разъясняю, кроме того, что если вы не имеете возможности нанять адвоката, то защиту будет вам обеспечивать адвокат, назначенный следствием, то есть государством. Но, подчеркиваю, только завтра, то есть с началом следственных действий. Этого требует процессуальный закон. И вы сейчас должны мне сказать, понадобится вам или нет адвокат, назначенный государством?

– Нет.

– Говорите яснее.

– Что я могу сказать, если не знаю причины ареста.

– Вас не арестовали.

– Если так, то это что? – он кивнул на руки, на которых все еще были наручники.

– Ах, это! Извините, гражданин Шилов, – следователь поднял глаза на надзирателя. – Снимите, пожалуйста, с него побрякушки.

Надзиратель подошел, снял с задержанного наручники, прикрепил их к своему поясу и вернулся на прежнее место, то есть к двери.

– Итак, гражданин Шилов, вы не арестованы, а задержаны…

– С какой стати?!

– Охотно отвечу: вы задержаны по подозрению в совершении злостного преступления.

– Какое еще преступление?! Что вы несете?!

– Преступление, повторю, злостное. И вы должны были догадаться с того момента, как я вам представился. Вам, надеюсь, не надо объяснять, что полковник юстиции пустяками не станет баловаться?

– Кто вас знает!

– Итак, – продолжил следователь, – теперь вам понятно, что в вашем задержании случайностью и не пахнет? Надеюсь также, что вы догадываетесь, что задержание произведено именно в Екатеринбурге тоже неслучайно?

– Идиотизм, вишь ты… И я отказываюсь понимать что-либо.

– Наше знакомство, собственно, состоялось. Поэтому я могу и удалиться. Однако вы мне до сих пор не сказали, каким видом защиты вы намерены воспользоваться?

– Мне нужен свой адвокат.

– Какой именно?

– Тагильцев Афанасий Петрович.

– Понятно, – Коротаев сделал пометку в записной книжке. – Как с ним связаться?

Шилов пробурчал:

– Один из адвокатов НТПС «Высокогорье». Его обязанность, чтобы… – и назвал номер телефона.

– Хорошо. Если он согласится на вашу защиту, то завтра будет.

– Он обязан согласиться.

– Всякое бывает, гражданин Шилов. До встречи.

Коротаев встал, положил записную книжку в карман и вышел из комнаты.

3

Муж уплетает уже шестой блинчик, а конца этому вкусному процессу пока не видно. Жену это только радует. Особенно сегодня. После длительной командировки. Муж явно изголодался по ее стряпне. Впрочем, и в обычной ситуации муж на отсутствие аппетита не жалуется. Ест все подряд. Не из числа капризных он. Но ценит, когда жена постарается и выдаст «на-гора», как, вот, сегодня, обожаемые им блинчики с творогом. Или пельмени, где и тесто, и фарш – это ее, так сказать, эксклюзив. По мнению мужа, ничего подобного не встретить уж нигде.

Жене приятно вот так, как сегодня, сидеть рядом и смотреть на сосредоточенного и необычайно молчаливого мужа. Сама она поест позднее, когда придут дети. С ними – труднее. Те – едят, но по принуждению. Начинает мать «воспитывать», но у тех сотня отговорок. Привереды, короче. Избаловала. Чуть-чуть поостынут те же блинчики – начинают носы морщить. И в кого они? Уж точно не в отца. Тому хоть что поставь на стол. В ее, то есть в мать? Вроде, не скажешь. За собой в детстве ничего такого не наблюдала. По правде говоря, и предпосылок в семье не было: жили довольно скромно; довольствовались вареной картошкой с постным маслом. По праздникам, правда, стол старались разнообразить и тогда появлялись пироги с рыбой или жаркое по-домашнему, то есть тушеная баранина с картофелем. Жаркое непременно тушилось в тяжелом чугунке и в русской печи. Объедение!

Жена тяжело вздохнула и поправила на голове косынку.

– Не вздыхай тяжело, не отдадим далеко, – произнес с ухмылкой муж, вытирая губы салфеткой.

Жена фыркнула.

– Ну, ясно: насытился. А то бы продолжал сидеть тихой сапой.

Муж отвалился на спинку стула, и на лице появилась улыбка.

– Захарыч мне рассказывал, как его однажды «воспитывала» девочка… – он с прищуром смотрел на жену.

– Алексеев, что ли? – спросила жена.

– Так точно! – муж хихикнул. – Хочешь узнать, в связи с чем возникла процедура воспитания?

Жена рассмеялась.

– Допустим, не хочу. И что? Не расскажешь?

Кто-кто, а она-то отлично знала, что тот обязательно расскажет и согласие ее испрашивается всего лишь формы ради.

– Девочка, послушав речь Захарыча, заявила, что у того слишком много (да-да, так и сказала) словесного мусора. Нукать, сказала, без причины – это плохо; слово «НУ», мол, – словесный сорняк, от которого следует беспощадно избавляться, – он хитро подмигнул жене. – Какова девочка, а?