Инна Тронина - Дешёвый товар

– Ко мне обращаетесь? – переспросил Озирский.

Щурясь от солнца, которое к тому же отражалось в многочисленных лужах, он посмотрел на женщину. Та удивилась его красоте, а Андрея напугала бледность этого почти неживого лица. Молодая, лет тридцати, с тёмными кудрями под чёрным кружевом платка, в пальто и перчатках цвета воронова крыла, она смотрела на Озирского зелёно-карими мокрыми глазами. Женщина эта воплощала в себе все трагедии мира, и Андрей понял, что она совсем недавно кого-то тут схоронила. Наверное, ей стало плохо, и нужно как-то помочь.

– Да. Извините, пожалуйста, но мне нужна помощь. Я вижу, что вы сильный.

Женщина закусила губу, чтобы сделать подступившие слёзы.

– Вообще-то не слабый, – согласился Андрей.

Он перемахнул через чугунную резную оградку, напоминавшую решётку у Спаса-на-крови.

– Я к вашим услугам.

– Видите?

Женщина указала на два холмика за оградой. Один был свежий и маленький. С другого наполовину съехала розовая гранитная плита.

– Вчера ещё этого не было. Вандалы… Для них нет ничего святого. Крушат всё, что попадётся на пути. Способны осквернить даже могилку ребёнка…

– Просто вовремя не остановили этих вандалов, когда они крушили солдатские могилы.

Озирский подошёл поближе. С этой плитой он справиться мог – только нужно было выложить из карманов краску и кисточку, а также освободиться от вербных веток. Сделав это, Андрей натянул кожаные перчатки, наклонился, схватившись за два угла в торце плиты.

Он вдохнул запах мокрой земли, спрессованной гранитом, проверил, насколько туго движется плита. Найдя её положение оптимальным, Андрей одним рывком поставил плиту на место. Конечно, это стоило ему немалого усилия, но и впечатление произвело соответствующее.

– Невероятно!

Женщина слабо улыбнулась. Потом набрала воздух ртом – чтобы не заплакать.

– Благодарю вас. Простите, что побеспокоила. Вы же шли к своим родным…

– Погодите! – Андрей взглянул женщине прямо в глаза. – Вы, кажется, сказали – могилка ребёнка?

Он бросил быстрый взгляд на свежий холмик.

– Да, я принесла фотографию дочери. Хотела пока поместить здесь. Но теперь боюсь, что разорвут, испакостят. После похорон оставили игрушки, так все украли. На следующее утро я ни одной не нашла. А раз портрет не продать, так просто уничтожат. Поэтому я его отнесу домой.

– Как вас зовут?

Теперь Озирский не мог оставить безутешную мать одну. Она находилось в ужасном состоянии, и вполне могла решиться на суицид.

– Ия. Ия Пинская.

– Ни разу за всю жизнь я не встречал женщины по имени Ия. Знаю только, что оно переводится с греческого как «фиалка».

– Да.

Женщина села на скамейку напротив могил. Озирский устроился рядом. Он чувствовал, что Ия боится остаться в одиночестве.

– Меня зовут Андрей.

Он теперь смотрел только на маленький холмик. Там лежали свежие гвоздики, стояла баночка с ветками вербы и сидел крохотный пупсик.

– Вы на чью могилу шли? – тихо спросила Ия, расстёгивая сумочку цвета застывшей смолы.

– К бывшей жене, – честно ответил Андрей. – Таира и Максим Андрониковы – это кто? – Он прочитал эти имена на памятнике.

– Мои родители. – Ия вздохнула. – У вас уже умерла жена? Вы ведь так молоды! Вам же нет тридцати, правильно?

– Нет, неправильно. Мне в августе должно исполниться тридцать пять. – Из суеверия Озирский построил фразу именно так. – Следовательно, я уже не молод. Наталья трагически погибла, а это возможно в любом возрасте.

– Значит, я вас на пять лет младше. Мне в начале февраля исполнилось тридцать. Это вон та могилка?

Ия, прыгая через лужи, подошла и прочитала надпись на плите.

– Наталья Озирская? Я давно её приметила – очень красивая фамилия, редкая. Теперь буду знать. Значит, и вы – Озирский?

– Вот сейчас вы угадали.

Андрей про себя подумал, что уйти получится нескоро.

– А мою дочку звали Анжела, ангельская. Я никогда не думала, что ей действительно придётся стать ангелом.

Ия заплакала, доставая из сумочки снимок. Андрей вдруг отметил, что сочетание «Анжела Пинская» ему знакомо, но никак не сообразить, откуда. С фотографии смотрела девочка в длинном, до пола, концертном платье, нелепом для такого маленького ребёнка. Тёмные вьющиеся волосы, схваченные лентой на затылке, сбегающие струями по узким плечикам она в точности унаследовала от матери.

В одной руке девочка держала скрипку, в другой – смычок. На лице её застыло выражение снисходительного превосходства. Андрей отметил, что Анжела была копией матери, что для девочки предвещает несчастье. В данном случае примета сбылась на все сто…

– Дочка родилась в декабре восемьдесят третьего года, – тихо сказала Ия. – Господи, как я тогда была счастлива! И не знала, что даже девяти лет не отмерено моей принцессе. Значит, она нужна на небесах…

– А умерла когда? Судя по всему, недавно? – предположил Озирский.

– Третьего апреля. Две недели назад. Если говорить честно, я до сих пор не могу в это поверить. Всё происходящее кажется дурным сном, – призналась Ия. – Но даже такой сон всё равно страшен.

– Она болела?

Андрей рассматривал снимок и видел, что Анжела не похожа на больную.

– Нет, она не болела, – подтвердила его догадку Ия. – Могла подолгу заниматься музыкой. Очень упорный, настойчивый ребёнок. Признаться, нам было трудно с ней. Анжела нас с отцом полностью себе подчинила. Я даже несколько раз упрекнула дочку в неуважении к родителям. Ведь мы с мужем всё сделали, чтобы дать ход её таланту…

Озирский внезапно вспомнил, где он слышал это имя. Об Анжеле Пинской писали в газетах, её показывали в программах питерского телевидения. Вероятно, только странное, полусонное состояние помешало вспомнить об этом раньше. Андрей видел по телевизору Ию, только в небесно-голубом платье, с огромным букетом в руках – она принимала поздравления и похвалы. Сам Андрей не слышал игры Анжелы, которую пресса наперебой называла новым гением, гордостью Санкт-Петербурга и даже сравнивала с Паганини. Мария Озирская, напротив, осталась о ней невысокого мнения, о чём тут же и объявила.

– Форменный фидлер! – вынесла мать свой вердикт. – Уличная скрипачка. Я слышала, у неё отец в Консерватории большая шишка. Ему уже больше пятидесяти. Породил на старости лет, а теперь хочет доказать, что соорудил гения.

Саша Минц высказался не так круто, но смысл остался тот же.

Но сейчас речь шла уже не об уникальности таланта мёртвого ребёнка. Озирскому хотелось узнать, что же произошло, но он опасался спровоцировать истерику. Андрей прекрасно видел, что состояние горя и растерянности непривычны для жены музыканта Пинского.

– Она не болела, – ещё раз повторила Ия, потуже натягивая перчатки на руки. – Её убили.