Джеймс Грейди - Последние дни Кондора

Надеюсь, ты доберешься туда, куда направляешься, телепатировал седовласый мужчина смешному изображению. Сам же он перешел дорогу и отправился дальше по своему обычному маршруту. Ему предстояло пройти восемь кварталов вдоль запруженной машинами Индепенденс-авеню.

Он не вздрогнул и не удивился, заметив боковым зрением в пелене дождя белый автомобиль, медленно продвигавшийся вперед в потоке транспорта.

На перекрестке Индепенденс-авеню и Четвертой улицы он, пересекая проезжую часть по пешеходному переходу, взял правее. Мужчина по-прежнему не оглядывался. Не смотрел он и по сторонам, надеясь, что белая машина блокирована в пробке в паре десятков метров у него за спиной, а не находится в непосредственной близости. Подобравшись к нему вплотную, водитель вполне мог, резко нажав на акселератор, въехать на тротуар и сбить его, словно тряпичную куклу, а затем переехать колесами.

«Впрочем, такой способ ликвидации весьма ненадежен», – подумал мужчина и, по-прежнему не оглядываясь, приблизился к краю тротуара, чтобы свернуть налево и продолжить идти по обычному маршруту.

Не позволяй им почувствовать на себе твой взгляд.

Когда он миновал еще два квартала, дождь прекратился. В этот момент он проходил мимо длинных низких строений Восточного рынка – того самого, где юный Джон Эдгар Гувер когда-то работал разносчиком зелени. Разумеется, это было задолго до того, как будущий глава ФБР начал принимать участие в так называемых рейдах Палмера – массовых арестах и высылках левых радикалов.

Автомобили, в которых сидели торопящиеся домой мирные обыватели, с шипением обгоняли идущего по тротуару седовласого мужчину. Пройдя еще четыре квартала и приблизившись к углу Одиннадцатой улицы, он увидел, как из находящейся неподалеку химчистки вышел офицер военно-морских сил в белой фуражке и темно-синем кителе, но не усмотрел в этом опасности: мужчина знал, что в химчистку часто заходят офицеры расквартированного неподалеку командования корпуса морской пехоты.

Мужчина невольно вспомнил молодого капрала морской пехоты, который, спасая ему жизнь, погиб в Афганистане, так ничего и не узнав о человеке, ради которого пожертвовал собой. Обстоятельства смерти парня так и остались тайной для его семьи, жившей в Оклахоме.

Морской офицер, вышедший из помещения химчистки, уехал в мини-вэне с пустым детским креслом на заднем сиденье.

Мужчина с серебристой шевелюрой заметил в зашторенном окне химчистки небольшую светящуюся табличку «Ремонт».

Было бы хорошо, если бы это в самом деле было так.

Проходя мимо угла, мужчина бросил взгляд на табличку с адресом. Выкрашенный в голубой цвет двухэтажный кирпичный таунхаус был домом номер 309. К входной двери цвета морской волны вели четыре черные металлические ступеньки. Мужчина медленно поднялся по ним и, сунув ключ в скважину замка, наконец оглянулся.

Белая машина проехала позади него и, сделав разворот на сто восемьдесят градусов, припарковалась на одном из свободных мест у тротуара носом в его сторону. За темными стеклами по-прежнему ничего не было видно. Водитель заглушил двигатель. Из автомобиля никто не вышел, его двери и окна оставались закрытыми.

Повернув ключ в замке, мужчина нажал на ручку и открыл дверь. Глаз его уловил едва заметное движение вблизи бедра. Это был лист с куста, который он перед уходом аккуратно заправил в щель между косяком и дверью. Теперь лист спланировал вниз, но мужчина успел поймать его на лету на достаточно большой высоте, что позволило ему не наклоняться. Глядя со стороны, было бы трудно понять, что именно он делает. Этот фокус мужчина проделывал ежедневно. Листья он обрывал с кустов, принадлежащих соседям. Прошлым летом он в какой-то момент даже забеспокоился, как бы они что-нибудь не заподозрили – олени, бешено плодившиеся в парке Рок-Крик, обычно начинали шнырять по округе и объедать листья с кустов ближе к осени.

Никто, однако, ни разу не заговаривал с ним об оборванных листьях – даже жившая по соседству лохматая ведьма, которая вечно околачивалась у металлической решетки забора своего участка вместе с визгливой, истеричной собачонкой грязно-белого цвета. Ведьма то и дело выкрикивала, обращаясь неизвестно к кому:

– До Северной Каролины этому месту как до луны!

Она была не права, однако мужчина, как и все остальные соседи, ни разу не рискнул указать ей на это.

Лист, который он успел подхватить на лету, говорил о том, что в его отсутствие дверь не открывали.

Впрочем, вполне возможно, что кто-то все же побывал в квартире, а затем тоже вставил лист в зазор между филенкой и косяком, чтобы замаскировать свой визит. Быть может, этот кто-то и сейчас оставался в его жилище.

Черт бы их побрал.

Войдя в дом, он захлопнул дверь и прижался к ней спиной изнутри. Розовый свет выглянувшего из-за туч закатного солнца неярко осветил не слишком богато обставленную комнату. На стене над камином висела плоская телевизионная панель – на ее приобретении настояла специалист по размещению. Камин мужчина топил ненужными бумагами и дровами, которые продавцы из Западной Виргинии развозили по городу в кузовах пикапов в самые холодные месяцы. Зеленый диван являлся собственностью хозяйки дома, которой пришлось в спешном порядке уехать в Бостон, к месту новой работы. Ей же принадлежала и кровать с медным изголовьем в главной спальне на втором этаже, где он спал. Владельцем остальной домашней утвари – пары стульев и прочей мелочи вроде спутникового радиоприемника с колонками-усилителями – был он.

Никто не атаковал его в слабом розовом свете заката, проникавшем в комнату через закрытые створки жалюзи.

Пока.

Внутреннее пространство одноквартирного таунхауса составляло шесть шагов в ширину и двадцать один в глубину. Пройдя от входной двери в сторону кухни, мимо ванной комнаты под лестницей, мужчина окинул взглядом уходящие вверх коричневые деревянные ступени и увидел, что кусочек зубной нити, протянутый им поперек лестничного пролета, не оборван и не отброшен в сторону чьим-то ботинком, а находится там, где был оставлен.

Или его попросту вернули на место.

Что ж, если его преследователи настолько хороши и действуют так осторожно и профессионально, если сейчас они ждут его в спальне, спрятавшись в платяном шкафу, то и черт с ними : в этом случае его уже можно считать проигравшим.

Он проверил ванную комнату на первом этаже. Крышка унитаза была поднята, и все остальное выглядело точно так же, как и всегда. Взглянув в зеркало над раковиной, в котором он увидел только собственное отражение, мужчина откинул с головы капюшон.

На кухне его тоже никто не караулил. Дверь черного хода оказалась заперта, замок на решетке ограждения тоже был на месте. За решеткой находился крохотный дворик, посередине которого располагалась небольшая деревянная платформа. Из квадратного отверстия, сделанного в самом ее центре, тянулся вверх доходивший мужчине до пояса декоративный японский клен. Дворик был огорожен невысоким деревянным забором из серых выветрившихся досок, в котором имелась неширокая калитка, снабженная щеколдой. Щеколда была закрыта, но любому, кто проходил вдоль забора, сразу же становилось ясно, что калитка лишь создает иллюзию безопасности.