Елена Сперанская - Река жизни. Тривиальные рассказы

Полупьяная, поющая народные песни толпа, состоящая из нарядных танцующих пар, отгораживала Риту с настойчивым кавалером от счастливых новобрачных. Она привстала с колен и двинулась снова на воздух. Друг отца последовал за ней. Ехать до ближайшей гостиницы было пять минут.

Адрес своей пустой квартиры она специально забыла, чтобы создать приятное впечатление скромной курсантки-летчицы.

– Молодец, запомню твой поступок. Предоставлю место в нашем полку. Будешь старшим лейтенантом, – сказал он, подмигивая.

Она про себя цинично усмехнулась, но согласилась принять участие в продолжение свадебной церемонии на нейтральной территории дешевого отеля с грязными окнами, спущенными мятыми занавесками, отсутствием ковровых дорожек, разбитой мебелью и персоналом в домашних тапочках и фартуках, как в диетической столовой старого образца.

Они вернулись через некоторое время слегка помятые, под руку, но абсолютно трезвые. К ним подскочили несколько танцующих пар и потащили в круг. Высокие каблуки стали мешать ей. Она сняла новые туфли, поставила под стойку бара и рьяно запела народную украинскую песню. Все с радостью создали репетицию хора народных артистов, продолжая голосить на разные лады.

В последствие сестры продолжали дружить, они не чаяли, чтобы не подковырнуть друг друга, соревнуясь, как в детстве в играх с ровесниками за право получения лучезарного взгляда и одобрения мамы и твердого признания папы.

Опасности строить глазки своим сверстникам во время службы под начальством своего пожилого возлюбленного у Риты не было, потому что ее сразу приняли в состав летной военной бригада.

Руководство сразу направило ее зачищать территорию разрушенного Донецка. Там они едва уцелели после водворения на место ополченцев, принявших позицию боевиков в самопровозглашенной республике, но немедленно потерявшей статус из-за неподобающего поведения отрядов повстанцев в добровольческих военизированных формированиях.

Старая, давно забытая любовная рана часто не давала ей покоя. Она не обсуждала с начальством свое продвижение по службе, но продолжала тренировочные занятия, отрабатывая элементы дзюдо и карате, вызывая зависть подруг-десантниц, которые находились в ее подчинении.

– Полетишь одна, без инструктора, – как-то скомандовал ей командир подразделения, когда она встала в строй вместе с другими офицерами на летном поле.

Прохладное утро навевало мысль о скором наступлении весны. В воздухе витал аромат оттаявшей земли и цветения. Роль наводчицы и разведчицы давно надоела. Она с радостью надела шлем, чтобы приступить к выполнению опасной операции, а потом вернуться к себе в полк, расположенный в лесной зоне, среди берез и верб.

Остальное, достаточно длительное перемещение она рассчитывала предпринять согласно собственному разумению и знанию топографии в этой боевой операции. Хотя она понятия не имела, что ее посадят не на сверхзвуковой джет, а на обычный вертолет. Стрелять по цели и бомбить она научилась. Своими стремительными беспощадными действиями она должна была нанести сокрушительный удар по безоружным журналистам, продвигавшимся по выжженным украинским полям для написания очередного острого репортажа и снятия последнего в их жизни видео. Это она сообразила, когда измученная, голодная и уставшая была снята с вертолета силами мирного урегулирования в российских формах и попала в криминальную среду вместе с уголовницами и рецидивистками.

– Да, я пересекла границу по заданию командира, – отвечала она сразу на допросе рассеянному сотруднику полиции. – И что?

– Напишите подробно о вашей деятельности, – предложил ей военный полицейский, передавая лист бумаги и ручку.

Пройдя через издевательства прессы на суде, выступая в роли собственного адвоката, она подчас теряла терпение и наивно не раз оправдывалась в содеянном страшном военном преступлении, отрицая сам факт существования совести и порядочности, настойчиво поддерживая культ хитроумного предательства и обмана, тогда, когда ей задавали наводящие вопросы, связанные с ее службой. Присутствующие в зале родственники не обращали внимания на наличие гигиены и прилив эмоций у женщины-гладиатора. Подсудимая – военная разведчица, сидя на деревянной скамейке за прутьями, придирчиво рассматривала всех тех свидетелей и очевидцев, кто находился в огромном зале суда.

Она упорно вспоминала и с трудом повторяла про себя свою оправдательную речь, тщательно отработанную с нанятым, наконец, собственным адвокатом, но этого не потребовалось. Летчица уже самостоятельно настойчиво в уме планировала, в какую копеечку выльется освобождение из тюрьмы, самонадеянно веря в присвоение ей очередного воинского звания – и затем поездку для лечения психики в любой приличный санаторий, так как опытные компетентные специалисты заведомо признали женщину на первый взгляд невменяемой. Требовалось более глубокое изучение личности террористки.

«Найду нужным и займу место в другом помещении, среди своих бывших однополчан», – критически и больно стучала в голове одна единственная железная фраза.

«Терять мне нечего, уйду в отставку в хорошем звании. Желательно генерала, как дед. Ну, или полковника, как отец. Жаль, он сразу отвернулся от меня. К черту этих командиров подразделений с их приказами, политикой и гулянками. Лично отомщу кровопийцам и бандитам».

Разодетая в пух и прах сестра со своим заносчивым гонором, иронично наблюдая из зала, отказалась помочь материально, чтобы выплатить штраф за нанесенный ущерб, а мама с портретом дочери дежурила у решетки перед входом на территорию двора суда.

Лишь жалкие, накопленные за время службы деньги, часть сбереженные в банке, оставшиеся от отпуска после торговли овощами с личной дачной сотки, а часть, припрятанные в домашнем сейфе, а потом полученные с разрешения адвоката, помогли ей почувствовать себя свободной среди компетентной и лицемерной публики.

Поздравления от руководства в черных рамках доводили Риту в тюрьме до бешенства. Она срывала свои старые кофты и бросала в угол камеры. Подшивать и штопать дыры на старых вещах она считала бесполезным. Чтобы не потерять надежду, она собиралась на выходе передать все документы маме через адвоката. Посылки от родственников для нее и других заключенных приходили с очень большими интервалами. У нее оставалось одно отчаяние на смену места жительства или политического убежища. Она написала несколько писем в другие сопредельные государства с просьбой о помиловании и обмен на своих противников.

Ответы шли за большие деньги, которые ей передавала адвокат из тающих, как весенний снег, заначек. Требуемый судом штраф был скрупулезно выплачен до копейки, но автомобиль Волгу она подарила любимой сестре, чтобы та распорядилась по своему усмотрению. Кое-что начало срастаться в деле. Адвокат стала меньше придираться к трудно понимаемой гражданскими лицами биографии. Через полтора года циничная драма превратилась в фарс с насмешливыми репликами, щелканьем затворов фотоаппаратов и блеском кинокамер журналистов, репортеров местных и столичных средств массовой информации.