Наталья Курапцева - Кочумай, Кочебей. Старая история из жизни детективного агентства

Со счета капало. По меркам здешней жизни, Пит был достаточно состоятельным человеком. Но он никогда не трогал основной «капитал» – только небольшие годовые проценты, которые мать либо привозила сама, либо пересылала со знакомыми. На эти процентики и был куплен Особняк, компьютеры и все остальное. Киру, кроме своего интеллекта, внести в «уставный капитал» фирмы было нечего, и Пит знал, что в глубине души этот факт уязвляет великого аналитика. В Штатах и в любой другой цивилизованной стране мира Кир был бы очень богатым человеком, и платили бы ему именно за способность мыслить. А здесь, в родном Отечестве… Впрочем, Пит считал, что шеф трижды отработал те средства, которые Пит вложил в их совместное предприятие единолично. Без него Пит в лучшем случае издал бы на эти деньги пару своих книг, если бы сумел их написать.

До того, как они с Киром зарегистрировали и открыли одно из первых в городе частных детективных агентств (Пит скривился при этих воспоминаниях, как от зубной боли), он очень любил читать детективы. Он и раньше их почитывал, отдавая предпочтение меланхоличному Богомилу Райнову, но когда детективы хлынули лавиной, он просто вошел в этот неожиданный и довольно вонючий поток массовой литературы. На первых порах безграмотно переведенные книжки спасали от отчаяния. Потом из потока вычленились несколько имен, занявших почетное место на книжных полках Особняка. Эрл Гарднер, Дик Френсис, Рекс Стаут…

С Ниро Вульфом его познакомил Кир, продемонстрировав младшему коллеге игровую несерьезность этого образа и образа жизни всех персонажей Стаута.

– Мы ценим русскую классическую литературу за ее философичность, глубину и так далее, – сформулировал Кир. – Но ее чудовищная серьезность просто удручает! Такое впечатление, что на Руси у всех начисто поотшибало чувство юмора. Стаут очень убедительно доказал, что к убийству, а тем паче к расследованию, то есть попросту к самой жизни всерьез относиться негоже. Негоже, Олег Сергеевич, из работы, а тем более из убийства, из любого преступления делать культ…

Когда обосновывались в Особняке, Кир все сокрушался, что при всех неоспоримых достоинствах этого старого здания ему далеко до дома Вульфа на Тридцать Пятой Западной улице с оранжереей на крыше, где выращиваются диковинные орхидеи. Эту мысль Кир обдумывал несколько дней.

– Разумеется, найдутся горячие головы, которые отождествят нас с тобой с Вульфом и Гудвиным, – рассуждал он, – поэтому чем более осознанно мы сами постараемся это сходство увеличить, тем будет абсурднее, а значит – лучше. Но беда в том, что я не отличу орхидею от анютиных глазок. Я знаю только, как выглядят розы и пионы…

Это были любимые цветы Ирины, и разговор как-то незаметно стух. Больше об орхидеях не вспоминали. К слову сказать, Пит никогда не понимал благоговения, которое люди испытывали перед этими цветами. Можно было ценить только дикие орхидеи – за недоступность. А выращенные в тепличных условиях восковые, почти что неживые веточки, да еще помещенные в прозрачные пластиковые цилиндры, удручали и Пита и Кира своей холодностью. Так что занятия по флористике им не грозили.

Правда, два года назад Кир умудрился вырастить тридцать семь кочанов капусты… Но это только увело их с Питом в сторону от литературных первоисточников, несмотря на очевидный парафраз с теплицами Ниро Вульфа. Возникли проблемы доставки и зашпаривания бочек, шинковки кочанов, покупки специального сорта клюквы… Вся эпопея происходила на холодной веранде, и картина, которую Питу приходилось наблюдать, напоминала ему почему—то столярную мастерскую с ворохом желтых стружек. Он с содроганием вспомнил, что Кир собирается начать эту эпопею прямо на днях. Хоть бы Милку дождаться! Тогда Пит мог бы улизнуть из Особняка, не выдумывая специальных предлогов.

Когда началась активная деятельность детективного агентства «Кириллов & Петров», Пит вообще перестал читать детективы. Почему-то интерес к этому виду книжной макулатуры разом иссяк. Впрочем, Олег был этому только рад. Он вернулся к нормальной литературе, которая потрясла его в детстве и не отпускала всю юность.

Кир и раньше и теперь предпочитал хорошую фантастику, был некоторое время знаком со Стругацкими, хорошо ориентировался в сложном пространстве выдуманного ими мира и часто ссылался на Странников, Рэдрика Шухарта или Максима Кемеррера. Но и нынешнюю фантастику, тоже обрушившуюся на книжные прилавки в неограниченном количестве, Кир жаловал. Особенно жанр «фентези», где все было легко и не так мрачно, как в старом социальном «фэкшене». Пит даже запомнил одно имя из последних открытий Кира: Урсула Ле Гуин. Про что она писала, ему было неизвестно, но имя звучало красиво.

Сейчас Пит читал Ирвина Шоу. Пару недель назад он купил целое «собрание сочинений», состоящее из десяти книжек в мягких обложках, и теперь читал по очереди каждый том, медленно смакую поразительный язык и сложные психологические ходы. Больше всего его радовала изящная простота, с которой…

Телефон зазвонил так неожиданно, что Пита взяла оторопь. Хотя они с Киром договорились, что когда тот отшагает свои семь сотен шагов, он позвонит сюда или приедет в пять часов. Не выпуская книгу из левой руки, Пит дотянулся до телефона и снял трубку.

– «КП» слушает, – бросил он привычную фразу.

– Это частное детективное агентство? – кокетливо поинтересовался женский голос.

– Что-то вроде этого, – скучно отозвался Пит.

На том конце провода помолчали, а потом вполне нормальный голос задал прямой вопрос:

– Это Кириллов или Петров?

– Что вам угодно? – попытался увильнуть Пит.

– Мне бы хотелось знать, с кем я разговариваю.

– Мне бы это тоже было интересно, – улыбнулся Пит.

– А давайте тогда встретимся! – вдруг предложила она. – Это касается Кочубея… Я жду вас через пятнадцать минут на ступенях Михайловского замка. Успеете?

– Я постараюсь. А как я вас узнаю?

– Узнаете, никуда не денетесь! – быстро хихикнула она и бросила трубку.

«Как в кино!» – недовольно подумал Пит. Но ведь и не пойти было нельзя. Он с грустью оглядел помещение, которое жаль было покидать, положил закладку в книгу, написал Киру записку, вышел и захлопнул дверь. Обогнув собственную машину, он пошел к Летнему саду пешком. При всех раскладах это получалось быстрее.

На ступенях Михайловского замка стояла единственная девушка с тяжелыми светлыми волосами.

– Как в кино, – сказал Пит, подходя к ней.

– Меня зовут Лена, – сказала она сразу. – Значит, вы Петров, а не Кириллов.

– Пит, с вашего разрешения.

Он вспомнил слова Тани Кочиной: «Славка если в кого влюбится, можно клеймо ставить: золотая…» Вот и характеристика, и гадать на кофейной гуще не надо, кто перед тобой. Пит всегда испытывал слабость к ясным серо-голубым глазам, обведенным темными ресницами. Такие глаза были у его мамы, и уж тут поделать было ничего нельзя – видимо, очень долго он смотрел в эти глаза, когда был ребенком.