Юрий Власишен - ПетуШОК-2017, или Chicken Odessa. Чисто одесский детектив

В каком-то смысле, можно сказать, что это крис и привел меня сюда снова. Недаром «магия» и «магнит» созвучны: магия магию притягивает.

Налетай-не скупись, покупай живопИсь!

И вот на этом самом «крисовском» месте, справа от открытых ворот на Староконку, я вместо того чтобы искать глазами того хитрого азиата или хотя бы ножны, застываю перед «Айвазовским» на продажу.

«Девятый вал». Пожалуй, самая знаменитая и загадочная картина старика Айвазяна. Стоит себе впритык к железобетонной стене и в ус не дует, хотя еще немного и прибиваемый ветром к холсту голубой снег перевалит через этот вал.

Но даже под снегом, наверное, каждый бы узнал этот «вал», где группка горе-мореходов, потеряв свой корабль, пытается выжить среди обезумевших волн. Напрасно пытается: «Певец Черного моря», как справедливо называли Айвазовского, обрек потерпевших кораблекрушение на неудачу, на смерть. Маринист – не гуманист. Не каждый портретист – человеколюбец, но почти каждый маринист плевать хотел на людей с самой высокой волны своего любимого водоема.

Тем более такой, как Айвазян-Айвазовский, оставивший после себя тысячи марин, и каждая – как признание в любви к Морю: близкому, далекому, ласковому, спокойному, бескрайнему, беспокойному, бесовскому, бурному, бушующему, ревущему, еще не проснувшемуся, но уже зовущему предрассветному, вечернему, убаюкивающему, ночному, где только луна свидетель…, а люди – что люди? Нет, у «оригинального» Айвазовского стихия не дает морякам ни единого шанса. Потому-то и название такое – «Девятый вал». Не «Шестеро отважных» или, там, «Надежда не умирает». Или хотя бы просто, без надежд и намеков – «Кораблекрушение». Нет – чертов «9-й вал».

Здесь же – на этой прислоненной к стене уменьшенной копии (надо сказать, весьма качественной копии) знаменитой картины – неизвестный художник, как будто ничего не изменив, кроме размера, умудрился изобразить… спасение, победу людей над стихией!

Наклонившись и придерживая рукой крис в сумке, чтоб, не дай бог, не выпал, я легким движением свободной руки смахнул снег с холста.

И в тот же миг, как был на полусогнутых, отскочил на добрых два метра назад – мне послышалось: что-то там в картине булькнуло! Не что-то, а кто-то так явственно булькнул-гулькнул! Короче, выразил свое недовольство. Эй, морячки, ша! Ша, Айвазовский-Айвазян или, как там тебя, на самом деле!

Выпрямившись, я постоял с полминутки, держа дистанцию и ухо востро и хвост трубой, а потом таки взял себя в руки и подумал: нет, мне таки послышалось, снег хрустнул или, может, это резкий порыв ветра стуканул по моей барабанной перепонке.

Как зачарованный, я смотрел на это полотно, сравнивая с «отпечатком» оригинала в памяти – тот же девятый вал, один в один, те же светящиеся краски, те же полупрозрачные волны, которые аж хлещут через раму, та же шестерка в восточных одеждах на сломанной мачте- шпринтоле – но эти-то сильнее шторма!

Тут не стоит вопрос: «Шестеро против Девятого – чья возьмет?». «Ихняя» возьмет. Эти моряки, в отличие от «айвазовских», таки доберутся до земли. Шторм успокоится, и их подберет проплывающая невдалеке шхуна, или, может быть, их спасут дельфины или русалка, как в клипе Sade «No Ordinary Love», не знаю, как именно, но они спасутся. Сто пудов, спасутся.

Это бросалось в глаза с первого взгляда на холст. Как это объяснить? Не знаю. Колдовство! Магия Рождества, что ли.

Рассмотрев в подробностях «колдовскую» марину, я волей-неволей обратил внимание на рамку. Добротную, нужно сказать, рамку. Дерево, а не дерьмопластик. Когда-то, в «прошлой жизни», я здесь же, на барахолке, купил за бесценок мазню на морскую тему в подобной деревянной раме и вручил моей бывшей, и она была очень счастлива. И я был счастлив. Наконец-то буду держать себя в рамках. «Вот закончу твой портрет, – грезила наяву Лирка, – оформим его в багет, в рамочку, и будешь ты у нас Мореслав Эльфир в рамке».

Та мазня – я вспомнил – называлась «Похищение Европы». Так же, как облюбованный молодоженами и фотографами бычий памятник на 9-й станции Большого Фонтана.

На той мазне – копии известной работы Серова – плывущий вдаль рыжий бык (а по-настоящему хитрый и похотливый Зевс) – уносил на своей мега-спине хрупкую девушку Европу на Кипр, а глупые дельфины выделывали пируэты вокруг этой странной парочки. Что будет (было) дальше, кто спасется, а кто добьется своего – гадать не нужно: картина – всего лишь иллюстрация старой, как мир, истории.

У бронзового быка на 9-й станции Фонтана бронзовые же и весьма внушительные бейцалы натерты до зеркального блеска: знак того, что одесские невесты не забыли древний ритуал – перед свадебной фотосессией надо обязательно потереть быку. Левое – на девочку, правое – на мальчика. Забобонная Лирка терла оба 3 3 Бейцалы – (с иврита) яйца, забобон (с украинского) – суеверие. : наш свадебный фотоальбом не даст соврать.

«Странно, – вслух подумала Лира, когда кухонным ножом отделяла купленный мною холст от рамки-багета, – когда же эта Европа успела наставить ему рога?».

Да, рога на той «Староконновской» подделке под Серова были знатные! Весь свой скромный талант, все свое мастерство художник-недосамоучка вместил в эти рога божественного КРС, крупного рогатого скота, а Лирка – раз! и эти лироподобные рога, и эту непропорциональную бычью спину, и кривоватеньких дельфинов, не говоря уже про несчастную Европу с еврейскими почему-то бедрами – в топку. Рукописи, может, и не горят, а холсты – еще как, синим пламенем!

По иронии судьбы примерно в это же время Янукович резко поменял курс Украины с евроинтеграции на Таможенный союз, и понеслось…

И несется…

Я буду смеяться, если это один и тот же одесский художник-самоучка, этот Нико Пиросмани Староконки, изобразил и «Похищение Европы», и «Девятый вал»! За это время он так поднаторел, что достиг уровня Айвазовского.

Я таки буду смеяться, но вряд ли по этому поводу. Скорее это неизвестный искусствоведам авторский экземпляр, возможно, эскиз, набросок. Прежде чем написать «9-й вал», Айвазовский набросал 8 эскизов разных размеров. Искал гармонию, а, может, заказчиков – иди знай. Иди и изучай живопись. Моя бывшая, надо отдать ей должное, таки научила меня хоть немного разбираться в живописи.

В ноябре 2013-го, перед самым Майданом, мы с ней были в Крыму, отдыхали в Евпатории у моего дядьки-караима; а после заехали в Феодосию, там, в музее Айвазовского как раз выставляли «Девятый вал» – «Русский музей» расщедрился и «подогнал» оригинал из Санкт-Петербурга на родину художника. На время. Автору – авторово.

Экскурсоводша из местных была на 7-м небе от счастья.

– Видите, видите, – частила она, аккуратно тыкая указкой в правый нижний край картины, – на репродукциях ее не разглядеть. Последняя шутка великого живописца. Рисуя «Девятый вал», 75-летний Айвазовский решил пошутить и изобразил в волнах корову. Видите? Видите рога?