Геннадий Васильев - Охота на охотника. Детективные повести

Петр потрогал банку – давно остыла. Рядом – тетрадка с аккуратными столбиками стихов, почти без перечеркиваний и исправлений. И еще он зафиксировал: берданы у изголовья, где она обычно стояла, не было. Абрамову стало тоскливо. Он торопливо вышел из сторожки, почти бегом направился в сторону открытой площадки, где стояла техника. Еще издали понял: КрАЗа на месте нет. Он, однако, отметил это походя, мельком, его куда больше занимал вопрос – где сторож? Не кататься же он уехал, в самом деле! Петр почти бегом миновал ремонтную площадку с ржавеющими рельсами, по которым когда-то бегал козловой кран, и едва не споткнулся. Изнутри его окатило чем-то ледяным – страхом. Наполовину перевалившись туловищем через рельс, лысой головой на красном снегу лежал Александр Евгеньевич Скрипка. Глаза его были открыты и выражали недоумение. Правая рука сжимала бердану. Очков не было, лицо заливала кровь. Рядом в снегу валялась стальная монтировка. Рыжий протаявший снег под ней образовал ложбину.

Абрамов, преодолевая страх, наклонился над Скрипкой, попытался его тронуть за плечо. Тело уже закоченело – от смерти и от мороза. Петра замутило, он преодолел себя, прошел дальше, осмотрел место, где вчера еще стоял новенький КрАЗ. Ровная прямоугольная площадка была истоптана с обеих сторон. Значит, убийц было по крайней мере двое, один сел в машину со стороны водителя, второй или, может, остальные – справа. От площадки в сторону ворот тянулся ровный широкий след автомобиля. Абрамов вдруг почувствовал, что замерз. Он тяжело повернулся, не глядя на убитого, пошел к себе в контору. К сторожке было ближе.

Но в сторожке телефона не было.

Машину занесло на повороте, и Володя испугался. Он сбросил газ, решил – ну его, торопиться. Никто никуда не гонит, никто нигде не ждет. Снег – не лучший материал для дорожного покрытия, да еще прикатанный, плотный, как асфальт, только асфальт не скользит. Башка все еще трещала с похмелья, во рту стояла Сахара. Минералка кончилась.

Пил он вообще-то редко, но тут случай особый. За сутки до отъезда случилась грандиозная пьянка. Хотел свой отъезд обставить тихо-мирно, без друзей и застолья, потому всем друзьям объявил, что уедет днем раньше. Думал последний вечер, последнюю ночь провести с женой. Она еще не успела стать бывшей – ни для него, ни для самой себя. Но потому и не вышло. Побоялась она последнюю ночь с ним вдвоем провести. Разговоров прощальных побоялась, слез своих. Вот и назвала гостей. Пришли, напоили, сами напились. Горланили песни. Жена сидела в углу, дымила. Молчала. Он психовал, говорил гадости, хамил. Пил больше всех – и больше всех напился. Свалился под утро – не помнил, как. Провалялся полдня, отпаивался водой, маялся. Жена прибежала с работы в обед.

– Жив? – искренне посочувствовала. Знает, похмелье у него проходит мучительно.

Он отрицательно покачал головой. Развела в стакане аспирин, дала. Он выпил – и скривился.

– Лучше б рюмку водки…

– И за руль?

– Да я ночью поеду.

– Ночью? – удивилась Вера. – Зачем? Зимняя дорога, темно.

– Сейчас, в таком состоянии я все равно за руль не сяду. А до ночи отосплюсь. Если не возражаешь, конечно.

– Да уж не возражаю, – Вера пожала плечами, – как хочешь. Только я тебя провожать не приду. Извини. Долгие проводы – сам знаешь… Ключ в почтовый ящик бросишь.

Больше ни о чем не говорили – так, дежурные фразы. Накормила, ушла снова на работу. Володя откинулся на подушку. Муторно было и внутри, и на душе. Не выдержал, встал, пошел на кухню. Крохотную Верину квартирку насквозь пронизывал солнечный свет. День выдался, как назло, яркий, веселый. Конец февраля больше походил на начало весны.

Он открыл холодильник – нашел, что искал. В поллитровой бутылке осталось граммов двести. Налил сразу полстакана, залпом выпил. Закусывать не стал. Передохнул, налил еще. Немного погодя полегчало. Не на душе. Там все так же было муторно. Володя вернулся на диван, постарался уснуть. Не удавалось сначала, потом выпитое сказалось, и сон сморил-таки – тяжелый, мутный. Снилась какая-то чертовщина – будто он лезет по сугробам, вязнет в снегу, торопится выйти на дорогу, которая совсем рядом. Куда ведет дорога, он не знает, но ему непременно надо выйти на нее. На дороге стоит почему-то трамвай, а сквозь стекло из вагона на него пристально смотрит Вера. Он торопится, задыхается, сугробы высокие, ноги вязнут, и он никак не может выбраться на дорогу. Вот трамвай дает паровозный гудок – и медленно уплывает. Он протягивает руки, кричит…

Стряхнув вместе с одеялом остатки дурацкого сна, Володя поднялся, пошел в душ. Легче стало не намного. Когда вышел, глянул на часы – вечер. Он прикинул. До Краснохолмска ехать часов шесть-семь, учитывая скользкую дорогу и состояние. Значит, выезжать надо часиков в 12 ночи, а то и в час, чтобы к утру нормально оказаться в городе. Он перекусил, пощелкал каналами телевизора. Еще попытался поспать. Уже не вышло. Часов в десять вечера оделся, взял вещи, пошел на стоянку. Завел свою старенькую «короллу», погрел. Потом еще зачем-то покрутился по городу, съездил в разные любимые места. Вроде как – прощался. На самом деле просто не хотел никуда уезжать. А оставаться уже не мог. Из города выехал совсем ночью.

Мутило теперь не так с похмелья, как от всего остального. В довершение ко всему постоянно приходилось останавливаться, искать укромное местечко: мучило жуткое расстройство живота. «И в таком состоянии – к новой жизни! – думал Володя. – Мало того что душу наизнанку выворачивает, так еще понос, прости Господи. Своих засранцев в Краснохолмске мало?»

…Там, куда ехал, уже светало. Чистое, без облаков небо розовело. Вообще-то рассвет и сумерки – для водителя самое паршивое время суток. Фары в сером предутреннем воздухе уже помогают мало, а без них еще нельзя. Одно хорошо – дорога, считай, пустая, редко-редко кто попадется. Таких ненормальных, как он – зимой в ночь за шестьсот километров переться – немного.

Хотелось есть и, главное, пить. Пластиковая бутылка из-под минералки, что брал с собой, давно выброшена, а купить по дороге было негде. Ночью торгуют только редкие придорожные кофейни, да и те чаще всего закрываются: проезжих мало, нерентабельно. Кемпинги и мотели в Сибири пока не то чтобы редкость – есть, и даже привыкать к ним уже начали дальнебойщики, другие, кто часто и далеко ездит. Но строятся они в основном на трассах дальних и от облцентра далеко. А Володя уж почти подъезжает, каких-нибудь полчаса осталось. Хоть останавливайся и снег жуй, до того во рту пересохло. «Будешь знать, как водку жрать!»

Звезды совсем ушли, восток налился ранеткой. Хоть пиши стихи с натуры. Только пить охота.

Читать дальше