Владислав Вишневский - Полный форс-мажор

Дирижёр оркестра, лейтенант Фомичёв поднялся, поправил китель, прокашлялся.

– Пока ещё… гха-гхымм… так сказать… эээ… Ульяшов по-отцовски подбодрил.

– Ну-ну, так-так, поподробнее. Вы же у нас управляете всей этой Мельпоменой, вам и, как говорится, и командовать. Мы – ваши руки, мы – исполнители. Вы главное нам скажите: С чего мы начнём, что нам нужно делать?

Прервём в этом месте стенограмму совещания, не будем смущать читателя армейской спецификой, заметим главное: часть офицеров на проблему смотрела, скажем, недостойно весело: «а как со службой?», «кто платить будет?», «где брать танцоров, которым «бейтсы» не мешают?» Полковник Ульяшов понимающе усмехался, слушал, не перебивал, рукой указывал на дирижёра:

– Вот… товарищ дирижёр нам сейчас и доложит.

Лейтенант растерянно мялся, не знал что говорить…

– А почему я? Я же не начальник штаба, я начальник оркестра, дирижёр.

– Вот и расскажите нам, – настаивал ведущий совещания. – Как именно мы практически будем выполнять вами поставленную задачу. Нам интересно.

Все видели, как трудно было дирижёру выкручиваться.

– Эээ… значит… музыканты сейчас вернутся… мы их отзываем… тогда и… Это первое. Параллельно, наверное, проведём кастинг талантов, отбор, значит… этих… танцоров, певцов, музыкантов, и что там ещё у нас откроется.

Кто-то из зала лейтенанта весело, репликой, прервал.

– Создадим инкубатор звёзд, да, товарищ дирижёр, как на ТиВи?

Ульяшов резко одёрнул выскочку.

– Что за неуместные шутки из зала? Это опять вы там у нас дисциплину нарушает, товарищ майор, да? Ага! С вас, значит, с вашего дивизиона и начнём… Вы – первый кандидат. Товарищ дирижёр, отметьте. Продолжайте, товарищ дирижёр, мы вас слушаем…

Дирижёр всплеснул руками.

– Вот… Я всё сказал.

Ульяшов поблагодарил.

– Отлично. Коротко и ясно. Резюмирую для всех: серьёзное дело нам, товарищи, предстоит. Готовимся, значит, к кастингу. Все свободны.

Торопливо дёргая поднятой рукой, майор Суслов укоризненно смотрел на Ульяшова.

– А я?! Разрешите мне слово.

– А, да-да, всем одну минуту, – остановил офицеров полковник. – Пожалуйста, товарищ майор, только коротко, людям работать надо.

– Есть, коротко.

– Тише, тише, товарищи офицеры, совещание не окончено. Присядьте.

Хлопая крышками сидений, командиры нехотя вернулись на места. Суслов сообщил весомо и с нажимом.

– Я коротко. О том, что мы кого-то должны победить, об этом говорить в подразделениях и дома на кухнях не надо… Можно сообщить только одну мысль: ищем таланты, мол, и всё… – Выделяя слова, майор с нажимом подчеркнул. – Всем-нам-так-будет-лучше, товарищи офицеры… – И пояснил. – Чем меньше о нас – кто не надо! – знает, тем нам лучше. У меня всё.

Ульяшов выразительно руками развёл.

– Как всегда лаконично и доходчиво! Спасибо, товарищ майор. Всем всё понятно, товарищи командиры, на что нас начальник особого отдела нацеливает? Вот и хорошо. Свободны. Все на службу. – А Суслова рукой придёржал. – А вы, товарищ майор, задержитесь.

Держа майора за пуговицу и глядя ему в глаза, полковник доверительно, не для огласки, только для служебного использования, тихонько поведал:

– На вас, товарищ майор, у меня особая надежда… мы рассчитываем… Силами ваших… эээ… возможностей, как-то установить, чего нам всем ждать от нашего, мне не нравится слово «конкурент», я скажу прямо – противника?

– Этих, авиаторов? – уточнил майор.

– Да.

– Хмм… Не вопрос. Хотя сложно.

– Я понимаю, но… Они грозят каким-то секретным оружием. Пугают! Это как раз по вашей части, я думаю. Полковую разведку боюсь подключать – дров наломают. Куда потом «языков» девать? Одна надежда на вас.

– Я подумаю, товарищ полковник. Будет выполнено. Мы…

– Кто мы?

– Я, товарищ полковник, подумаю, а если потребуется…

– Вот-вот, на это я и рассчитываю. Помните: каждая минута дорога. Даже секунда.

– Я понимаю, как в песне: «Не думай о секундах свысока».

– Что-что?

– Я говорю, песня такая про нас есть: Тихонов Штирлица играет. Нам не впервой. Учили этому. Справимся! Три недели нам хватит.

– Не вам, майор, вы что-о? Полку!

– Естественно! Я понимаю. Про то и говорю.

Ульяшов изучающее глянул на майора, не издевается ли так тонко, не шутит ли, но взгляд майора был сугубо деловым, строго непроницаем, как сейфовая дверь в банке. «Пожалуй, это не Бердников, этот шутить не будет», подумал Ульяшов. Одобрительно кивнул майору.

– Ну-ну, не подведите только. Действуйте.

Вернувшись в свой кабинет, теперь у него их два, полковник Ульяшов несколько минут в задумчивости мерил кабинет шагами, насчитывая при этом ровно двадцать один шаг… двадцать один… по диагонали. По длинной стороне – меньше. По-короткой, боковой и того короче. Как приговор! Кошмар! 21, 21… Всего? Ещё? Это пока было не понятно. Скорее всего, первое.

КонстантинСаныч

Фирменный скорый поезд, с фирменной надписью «Байкал» – синим по белому, – несся с положенной ему скоростью на Восток. Колёса дробно выстукивали на стыках, даже не выстукивали, а сливались в один общий шум. Покачивались вагоны, покачивались и занавески на окнах, и пассажиры с ними, дребезжали чайные стаканы в железных подстаканниках, тонко вызванивали и ложечки. В купе пахло вагонно-специфическим, чуть пылью или дымком, но точно это не влияло на хорошее настроение, какое установилось после семейного обеда у отпускников, супругов Хайченко: Клавдии Ивановны, КонстантинСаныча и двух дочерей – Наденьки и Оленьки. Школьницы пятый класс закончили, и пятый класс детской музыкальной школы, и там и здесь всё на «отлично». Симпатичные, озорные, хохотуньи, близняшки.

За окном проносились приятные, просто хрестоматийные картинки бескрайных просторов страны, с её чудными лесами, бескрайними полями, пречудеснейшими речками, милыми посёлками и весёлыми переездами… Романтика. И у Клавдии Ивановны такое же настроение было. На душе пусть и тревожно, самую малость, чуть-чуть, но вместе с тем и светло. Все едут, всей семьёй, в гости… И сынок её тоже… ворочается в животе, ножками топает… скоро уже, скоро… А пока в отпуск. От всего этого и ей хотелось шутить, смеяться, петь песни… И пели. Полное купе народу набилось, как на поселковой завалинке, отметила Клавдия Ивановна, потому что сама была из деревенских, из сельских, в прошлом. Неподалёку от Шелехово родилась. Там и жила до встречи с Костей, мужем, то есть.

Стучат-шумят колёса, покачивается вагон. За окном беспредельная ширь во все стороны, и солнце! Родина! И словно короткие телеграфные «тире» и «точки» (забытая уже профессия Клавдии Ивановны) – пролетают посёлки, мелкие железнодорожные станции, железнодорожные переезды, порой машины, машинки, люди…