Николай Зорин - Эффект предвидения

– Пойдем. – Аня пожала плечами.

Они прошли сквозь зал в закуток под лестницей. Сели и долго молчали – говорить действительно было не о чем. Кирилл видел, что Аня расстроена и еле сдерживает слезы, но не знал, как к ней подступиться. Утешать? Совершенно бессмысленно, и тогда уж точно слезы хлынут. Разговаривать о чем-то абстрактном? Еще глупее.

Аню молчание ужасно нервировало, и она судорожно придумывала тему, но как только тема – безобидная для обеих сторон, нейтральная и в то же время ненарочитая – была найдена, она поняла, что не сможет выговорить ни слова – сразу расплачется. Нет, не расплачется, разрыдается, развоется на весь аэропорт.

Наконец объявили посадку. Кирилл вскочил. «Радостно вскочил, – подумала Аня. – Ну понятно, это прощание его окончательно достало». Они двинулись к таможне. Здесь уже успела образоваться очередь. Значит, еще минут двадцать молчания в ожидании освобождения. То-то Кирилл изведется.

Они встали в самый конец. Кирилл тяжело вздохнул.

Так и есть, так и есть. Но ничего, дорогой, скоро избавишься.

– Ну, Анют, моя очередь. Я тебе позвоню, обязательно. Как сядем, позвоню. И потом еще как-нибудь. Не грусти ты так, пожалуйста, не расстраивайся. – Он обнял ее порывисто («Притворился, конечно, притворился, что порывисто, все давно запланировано, даже эта порывистость запланирована»), крепко-крепко прижал к себе (ну да, ну да, все по сценарию) и как-то то ли всхлипнул, то ли хрюкнул в ухо: – До свидания, маленькая.

Сзади толкали, напирала очередь – всем осточертело прощание.

– Я позвоню тебе, обязательно. – Очередь затолкала Кирилла в стеклянные двери таможни. Обернуться и помахать ему не дали – сбив в сценарии, непредусмотренный сбив.

Вот и все. Его больше не видно.

Аня повернулась и медленно пошла к выходу. Она обещала Кириллу посмотреть, как взлетит самолет. Но ничего она смотреть не будет, пусть взлетает без нее.

Сбоку у крыльца столпились машины такси. Аня направилась к ним, забыв, что хотела назад возвращаться на автобусе. Вспомнила только тогда, когда они уже отъехали от аэропорта. Теперь останавливаться и пересаживаться поздно – как сказать об этом водителю? Неудобно. Ну да и черт с ним, поедет на такси.

Водитель, к счастью, попался неразговорчивый, ни о чем ее не расспрашивал, ничего не рассказывал, просто молча вез. К дому, в котором ей предстоит жить три недели в кошмаре и ужасе, к дому, в котором, вероятнее всего, ей предстоит умереть.

Позвонить, что ли, Ирине? Попросить ее вместе пожить? Нет, неудобно просить. Она и так рассердилась, что поверила в ее детский бред, выдумки недозрелого ребенка. А может, она права? Это и есть просто бред? Сон наяву, нездоровое воображение?

Вот сейчас и проверим.

Аня вышла из машины и решительно направилась к своему подъезду. Вбежала на четвертый, страшный этаж – дверь «старухиной» квартиры, конечно же, оказалась закрытой, и на звонки никто не отвечал. Все правильно, так и должно быть: строители работают после обеда, еще не пришли, и нет никакой старухи. Бред, бред, нужно просто взять себя в руки и перестать безумствовать.

Постояв еще немного у двери, она поднялась к себе, достала ключ (просто ключ, просто ключ, нечего выдумывать всякие ужасы), открыла и вошла в квартиру (просто квартиру, их новую, самую лучшую на свете квартиру).

Ну вот и вошла ведь, и ничего не случилось.

И ничего не случится.

Надо чем-нибудь заняться. Двигаться, двигаться, не сидеть на месте, прислушиваясь и выжидая, а что-нибудь делать.

Что?

Неубранный стол (три стола, сдвинутых вместе) в гостиной с остатками праздника – вот и дело. Если не очень торопиться, можно растянуть уборку часа на два, одной грязной посуды сколько, а потом еще столы унести – один на кухню, другой в библиотеку, медленно толкать их перед собой, делая вид, что они никак не сдвигаются с места, ужасно тяжелые, цельное дерево, натуральное.

И книги расставить. Именно так, как любит Кирилл – по авторам и по периодам. Завести картотеку – осуществить его давнюю мечту. На это вообще уйдет часов шесть. А если еще время от времени устраивать небольшие перерывы, то и на весь день хватит.

Аня переоделась и принялась за уборку.

Она долго возилась с посудой, выстирала скатерти, пропылесосила пол в гостиной. А когда закончила разбирать книги, почувствовала, что просто валится с ног – от усталости и голода.

Вот и прекрасно. Еще одно дело нашлось – готовить обед. Конечно, можно было ничего не готовить, еды от вчерашнего новоселья осталось много. Но обед – это выход: не сидеть, выжидая, а двигаться, заполнять время делом, заполнять тишину звуками.

Когда Аня уселась за стол, оказалось, что приготовила она не обед, а ужин, наступил уже вечер. Совершенно незаметно прошли восемь часов, работа их проглотила. Вот и нужно заполнить дни до отказа работой, и тогда три недели не станут кошмаром, и для старухи не останется места.

Только где ее взять, работу? Сегодня нашлась, а завтра что делать? Не потолки же белить и не обои отдирать и снова приклеивать.

Год назад проблемы бы такой не возникло, у нее было дело, и не выдуманное, а вполне определенное. Это из-за Кирилла она перестала рисовать, потому что он, как и его мама, считает, что малевать акварельки – не более чем детская забава, вот, например, маслом портреты писать – это да, это занятие взрослое, это работа, и профессия художника – такого вот художника-портретиста – почти и не хуже профессии журналиста. А акварельки…

Если бы Кирилл на ней тогда не женился, может быть, она и стала бы художницей, настоящей художницей.

Глупости! Никем бы она не стала, чего уж себя-то обманывать.

А она и не обманывает, просто мечтает.

Надо завтра же пойти и купить красок и кистей и всего остального и возобновить свои художественные экзерсисы. Три недели рисовать и мечтать – чем плохое занятие, для того чтобы заполнить дни?

Рисовать и мечтать. Отличная мысль. Кирилл еще до своей Америки долететь не успел, а она уже придумала ему замену. Так похожую на измену. Рисовать и мечтать о том, кем могла бы она быть без Кирилла. Чтобы смочь без Кирилла прожить. Три недели.

Жаль, что нельзя краски купить сегодня и сегодня же начать. Слишком поздно, все магазины такого рода закрыты.

Ну и ладно. Сегодня можно и отдохнуть. Главное – она успокоилась. Можно посмотреть телевизор, а потом почитать в постели и тихонько отойти ко сну. Ночь – самое простое, самое легкое время в ожидании. Телевизор, книга, ночь – вот и сутки пройдут, три недели сократятся на сутки и уже перестанут быть тремя неделями.

Да! Еще Кирилл должен позвонить, рассказать, что приземлился.

Шестнадцать телевизионных каналов откликнулись невообразимой дребеденью. Только один дал нечто более-менее сносное – начало «Соляриса». К Тарковскому Аня относилась прохладно, еще прохладнее к Лему, но все же это было лучше, чем всякие «призраки Чарли» и прочие «хорошие-плохие парни».