Борис Ковальский - Наблюдатель

Майор Самсонов стоял так близко, что Витя чувствовал запах стирального порошка с ароматом сирени. Безупречно выглаженная ткань небесно-голубого цвета туго обтягивала огромный живот. Витя боялся злить полицейского, но он понятия не имел, как этого избежать, ибо все, что он делал или не делал, полицейскому решительно не нравилось.

– Извините… я не программист, – робко сказал Витя, когда на экране вновь возникло error, – я студент… Мне нужно время, чтобы разобраться

– Всем трудно, – вонзилось шило, и полицейский еще на сантиметр приблизился к нему, – мне трудно, но я стою, как видите, хотя мне жмут ботинки и на улице жара. И я поверил бы вам, – возвысил он голос, – в части поиска причин для оправдания собственной лени, если бы не знал, кто вы такой.

Это казалось невероятным, но фальцет перешел на более высокую ноту.

– Я не понимаю…

– Обычное преступление! – взлетел к мрачному потолку тенор и разнесся по комнате. – Но менее тяжелое, чем то, которое вы совершаете. Вы не просто некомпетентны, вы наслаждаетесь вредом, который наносите.

Полицейский устремил похожий на сосиску палец в лицо Виктору.

– Я скажу, кто вы, – сказал он, наклонившись, так что Витя с удивлением ощутил тонкий аромат туалетной воды.

Пендраковский смотрел в пол, не пытаясь скрывать охватившего его страха.

Майор Самсонов, очевидно, привыкший к такой реакции, не обращал на это внимания. Его фальцет сменился свистящим полушепотом.

– Вы можете называть себя кем угодно, – продолжил он, склонив над ним необъятный торс, – но не пытайтесь обманывать. Вы преступник. Причем талантливый преступник, от природы. Но не тот, которого уважают другие преступники. Вы преступник самой жалкой категории. Вы знаете, как с такими как вы, поступают сотрудники полиции?

Пендраковский смотрел на ноги амура. Начищенные до блеска туфли отражали свет дневных ламп унылой диспетчерской. Вес тяжелого тела равномерно распределен на слоноподобные ноги. Где-то в глубине сознания плавали обрывки воспоминаний из теории права: «Преступник… Вред… Разве это не суд решает?»

– Знаю, – неожиданно сказал Пендраковский, и удивление на секунду промелькнуло в поросячьем взгляде.

Полицейский амур ошибся – Витя все-таки был студентом. К восьмой сессии он имел только одну четверку – по психологии. Развернувшись на крутящемся табурете, он открыл папку Димона. «Хлам, так и есть». Файлы drivers лежали в самом низу. За спиной раздавалось свистящее дыхание. «Должно быть, их этому специально обучают», – подумал Пендраковский и нажал Еnter. В окошке плеера появилось размытое изображение. Есть.

– Отматывайте на тринадцать ноль-ноль.

Пендраковский быстро выполнил команду.

На экране возник пустой салон автобуса. Меняющийся за окнами пейзаж говорил о том, что автобус двигался.

– Ускорьте!

В салоне автобуса появился человек в рваной футболке и быстро, как в фильмах с Чарли Чаплином, прошел в конец, уселся на сиденье, поднял ладони к лицу и закрыл глаза.

– А теперь найдите момент, когда он вышел.

Вите захотелось сказать «Есть» или даже «Есть, сэр» – что-то в этом роде. Причем, к собственному удивлению, это было вполне искренним желанием.

Эпизод 11

Черный внедорожник «Порше Кайен», мигнув ксеноновыми фарами, прогнал с пути «Мерседес» и со скоростью болида выстрелил до следующей преграды – «Хонды Аккорд», парящей в первом ряду. Сейранов откинулся в кресле, оставив на руле могучую руку.

– Что думаешь, Стас?

Гуров, оскалившись, тер выбритый подбородок.

– Может все-таки, попросишь шефа убрать его?

– Если его уберут, то только из группы, – Сейранов ударил по клаксону, и «Хонда», вильнув, уступила ряд, – он останется в деле или получит свою группу, что еще хуже. Чем он не угодил тебе?

– Ты смеешься?

– Я про твое чутье.

– Мне показалось странным его, мм… появление.

– Обычная клоунада.

– Да, но какой в этом смысл?

– А какой смысл ходить на гей-парады, Стас? Ты не перегибаешь с этими смыслами? Иногда дурак – это просто дурак. Или как там Фрейд говорил про сигары?

– Я не думаю, что он дурак, больше, похож на того, кто занимается не своим делом.

– Кто же он, по-твоему? Особист?

Гуров задумался.

– Нет.

– Нет?

– Вообще похож на мозгоклюя из воспитательного…

Сейранов засмеялся.

– А ведь точно! Но… это не все, а?

– Возможно.

Сейранов бросил на напарника задумчивый взгляд и посмотрел на дорогу.

– Я поговорю с шефом насчет него.

Гуров достал телефон.

– Андрей звонит.

Сейранов улыбнулся, услышав знакомый фальцет. Даже сквозь динамик этот странный голос действовал на него умиротворяюще.

– Ну что?

– Он вышел из леса.

Улыбка Сейранова стала шире, он надавил на педаль, и стрелка спидометра преодолела значение сто тридцать.

Эпизод 12

Бигль по кличке Малыш ощущал тысячи разных запахов – от кисловатого разнотравья, смешанного с перезрелой антоновкой, до жареного мяса из шашлычной в Измайловском парке, приправленного миазмами разлагающегося трупа крысы в ливневом стоке у автовокзала. Но в данную минуту его интересовал только один запах – специфический букет, состоявший из частиц шоколада, кожи, перца и человеческого пота.

Запах сгущался, но пес уже замедлил бег. Тишина надвинулась внезапно, окутала белые ивы и древовидные караганы. Небо потемнело, в воздухе теперь доминировал запах пыли, сквозь который пробивался какой-то новый, незнакомый запах. Малыш приподнял морду, оскалился во флеменской улыбке. Голос хозяина звал чаще, но раздавался он уже совсем далеко. Мелькнув белым лбом, бигль нырнул в зелень и, ведя носом, устремился вперед, торпедой рассекая травяное море.

Через минуту он выбежал на небольшой луг, посреди которого возвышалась заброшенная беседка. За ветвями стремительно чернели остатки дня. Умолкли птицы и насекомые.

На шерсть упала теплая капля. Следом еще одна. Малыш замер. Если бы не подрагивающие ноздри, его можно было принять за небольшую статую.

Когда прогремел первый раскат, и вспыхнувшая над кронами молния осветила беседку, пес увидел его. Высокий человек лежал на лавке, поджав ноги, лицо его прикрывала газета.

Малыш дернул ушами, и пролез под скамейкой. Теперь он хорошо видел высокого человека – тот лежал без движения, прикрывшись газетой, длинная рука свисала, касаясь истлевшего пола. Пес подошел ближе. Он знал, что делать – острый нюх никогда не подводил его. Шершавый язык коснулся горячей кожи. Сейчас человек с седыми усами проснется, закашляет сухим смехом, а затем откроет сумку, и Малыш получит то, ради чего решился оставить хозяина. Но человек не засмеялся. Гадюкой взметнулась длинная рука, ухватив Малыша за шею. Раскрытая газета съехала на пол, и бигль с ужасом посмотрел в незнакомое лицо.