Борис Ковальский - Наблюдатель

Смуглое лицо в окне – смесь страха и подобострастности.

– Чего тебе?

– Посмотрите, пожалуйста.

Искусственная улыбка и желание угодить, больше Байков ничего не увидел. Он попытался поймать ускользающий взгляд.

– Ну что?

– Машина собьет…

– О чем он говорит?

– Да пьяный там какой-то, одежда рваный совсем…

Открытая поза, улыбка… Байков начинал сердиться.

– Какая одежда? Кто пьяный?!

Он понимал, что спрашивает совсем не то, что нужно, стараясь оттянуть время, но выделенный ситуацией лимит был слишком мал – требовались решения. Он слышал, как хлопнула дверца, – сообразительный напарник уже выскочил из машины, и его рука тоже потянулась к ручке. Нужный вопрос возник внезапно, словно вышел из тумана:

– Мы-то тут при чем?

Таджик улыбнулся шире и показал взглядом на заднее сиденье. Байков понял. Его привычка класть фуражку на заднюю панель, чтобы другие копы видели – едет «свой». Сомнения рассеялись, и он выскочил из машины, тотчас забыв о таджике, чтобы вспомнить о нем, когда все станет по-настоящему ясно.

Странное чувство, думал он, спустя десять минут – будто у тебя что-то украли. Говорят, нет ничего ценнее времени. Когда дыхание Байкова восстановилось, мозг его, насытившись кислородом, наконец, сформулировал по-настоящему правильный вопрос. Вопрос, на который он уже знал ответ.

Эпизод 6

Собака была небольшой, но вздыбленная на загривке шерсть вызвала неприятные ассоциации с Мартой. Он повернул к лесу, надеясь, что ее устроит такое решение, но низкий рык сообщил об обратном.

Со стороны домов на него поглядывали пара подростков на лавочке и женщина с коляской, шедшая по тротуару.

Скорее это обстоятельство, а не собака, решившая напомнить, что он незваный гость на ее территории, стало причиной первых, пока еще слабых, ударов молота в голове. Краем глаза он видел, что от гаражей к нему спешит еще одна дворняга. Она семенила осторожно немного боком, словно опасаясь расплескать свою ярость, и в эту секунду он неожиданно потерял контроль. Удары молота с фантастической скоростью участились, слившись в один монотонный звон.

Схватив первое, что попалось под руку, – разлапистую мшистую ветку, он со свирепой уверенностью пошел на собак. Животные, учуяв физическую угрозу, бросились наутек, на бегу заливаясь пронзительным лаем.

– Дичают, – неожиданно раздалось за спиной.

Он обернулся. Высокий старик разглядывал его рваную футболку.

– Считают этот лес своим, – сказал старик и перевел взгляд на его стоптанные кроссовки, – скоро будут нападать на нас.

– Уже нападают.

Пальцы разжались, выпуская ветку из рук.

Старик ничего не сказал. В его взгляде не было ни тени добродушия, ни напряженного старческого страдания. Впрочем, явной неприязни в нем тоже не было. Знакомый взгляд. Невыплеснутая ярость еще бушевала, и он не сдержался:

– Вы полицейский?

– Нет, – последовал быстрый ответ. В мутном взгляде мелькнуло удивление.

Он молча кивнул и, поправив на плече сумку, направился к лесу.

– Как тебя зовут? – спросил старик.

Настал его черед хранить молчание.

– Ты слышишь?

Поискав взглядом тропинку, но так и не найдя, он продолжил шагать по траве.

– Игорь! – Бросил старик в тощую спину и увидел, как она вздрогнула.

Он обернулся. На лице – кривая усмешка.

– Уже знаете?

Старик кивнул, словно для него это было обыденным делом.

– Милиционер. Раньше… раньше нас так называли.

– На пенсии?

– Да.

– Вам сообщили?

– Что сообщили?

– Моё имя.

– Это… мое имя.

Бросив хмурый взгляд в сторону шоссе, он зашагал прочь.

Старик проследил, пока сутулая фигура в рваной футболке не скрылась в зарослях, затем достал старый мобильник, но вместо того, чтобы опустить взгляд на треснувший истертый дисплей, повернул голову в сторону автоцентра «Хёндай».

Цилиндр из стекла и бетона вырос всего за три месяца и навсегда скрыл от глаз березовую рощу, на которую он смотрел долгими одинаковыми днями из окна кухни своей однокомнатной квартиры. Но на этот раз он не видел ни цилиндра, ни рощи. Он видел юношу, бросающего в небо горсть монет, и солнце, в ответ сверкнувшее бликами на четырех маленьких звездочках из мельхиора, а затем – почти сразу – накрытую мартовской изморосью Петровку смутного девяносто второго года и новоиспеченного подполковника запаса, замершего на старинном крыльце, глядящего в весеннюю лужу на тротуаре. Все крутилось – застывшие, словно фотоснимки, эпизоды, лица, обрывки фраз… Казалось, что нить, связывавшая его с фрагментами чьих-то жизней, мешает, не дает уйти, куда его давно тянуло. Нет ничего общего между тем, кто мелькал в обрывках слабеющей памяти, и тем, кто стоял сейчас под полуденным солнцем. Это стало по-настоящему ясно только теперь, и он удивился, что не замечал этого раньше. Чужой путь, его собственный, миллиарды других путей, уже пройденных или только начинавшихся, – все иллюзия. Он почувствовал, что пришло время освободиться, отпустить сожаление, камнем тянувшее в архаичный мрак земных связей, вынуждая испытывать тоску, которая всегда была чужой в его свободолюбивой душе. Он отпустил ее. Отпустил и сразу почувствовал, как сознание наполняет непривычная легкость. Все меняется, подумал он. Кроме одного. Путь, отразившийся в затравленном взгляде, был неизменным, и этот путь он узнал, ибо прошел его сам. Из золотого тумана выступили очертания автоцентра, старик потянул ноздрями раскаленный воздух и убрал телефон в карман.

Эпизод 7

Многое в жизни он совершал, доверяя интуиции, – в отличие от разума, с которым, по словам брата, у него были проблемы, интуиция чаще подсказывала верные решения.

Вот только в случае со стариком, она, похоже, дала сбой.

Разглядывая пластмассовую тарелку, привинченную к стойке, Игорь ощущал, как растет желание засунуть руку в окошко и схватить ее за горло. Он попробовал рассмотреть что-нибудь за мутным стеклом, но увидел лишь контур собственной головы с темным пятном вместо лица.

«Это просто усталость, – подумал он, – просто дьявольская усталость… И жара».

Он не спал почти двое суток.

Когда плотная рука, стиснутая на запястье тонким браслетом, наконец, выложила перед ним стопку грязных купюр и проездной билет «90 минут», он успел дважды реализовать свое желание в голове.

Игорь протянул руку и замер.

Свежая струйка пота пересекла поясницу. Справа, возле самого уха, настойчиво гудел шмель. Ему казалось, он даже ощущает колебания воздуха, производимые крошечными крыльями. Только в моменты срабатывания радара все вокруг так замедляется, и мир становится до такой степени отчетливым и детализированным. Забавный эффект.