Лариса Соболева - Синий, белый, красный, желтый

Я искала Глеба и нашла в баре. Была плохая погода, все слонялись по базе. Он заказал мне коктейль, разговорились. Мы из одного города, у нас есть общие знакомые, так что темы нашлись. Но самое завораживающее было между фразами и то, как он смотрел на меня – жадно. Я знаю: когда у меня приоткрыт рот, мужики почему-то смотрят только на рот. А когда я поглаживаю кончиками пальцев свои губы, шею, подбородок, то вижу, что у них взгляд становится влажным. У Глеба взгляд стал влажным, но он упорно не сдавался. Странно. Я ведь дала ему понять, чего хочу. Он не понял? Кажется, Глеб не глуп. Что ж, есть еще тело, оно тоже способно передать некоторые позывы. Я предложила потанцевать. Он немного дрожал, когда держал меня за талию и спину. Руки у него возбуждающие, меня просто накрыло: когда же он сдастся? Я намеренно обняла его за шею, приблизила лицо так, что губы едва не касались его губ. Неужели устоит? И вдруг он сказал: «У меня есть невеста». – «Ну и что?» – улыбнулась я. Больше ничего не сказала. Я обещала ему многое без дурацких слов. Пришлось понаблюдать, как он борется с собой. Это было забавно. Я поставила цель: победить его, предложила выпить где-нибудь в тихом месте. Он взял бутылку шампанского, и мы отправились к нему в номер. И там он боролся с собой. Это меня задело. Я сняла свитер, сославшись на жару, а под ним был надет маленький топ на бретелях, которые постоянно соскальзывают. В отличие от плоскогрудых спортсменок моя грудь настоящая, женская, красивая. Уж если он и после этого устоит, я просто отхлещу его как мальчишку. Что хочу, то должно быть моим. Шампанское мы выпили молча. Наступила изнывающая пауза, во время которой он старался не смотреть на меня. Тогда я встала, собираясь уйти. Глеб задержал меня за руку. «Что? – сказала я, разозлившись. – Что ты хочешь?» Он привлек меня к себе и чуть не съел мой рот…

Вдруг Нина покрылась белыми и красными пятнами, а глаза ее непроизвольно расширились. Она сделала небольшую паузу и еще раз перечитала последнюю страницу. Долли, поставив пустую тарелку на стол, удивленно протянула:

– Нинка, что это с тобой?

– Ты читала? – выговорила та, голос стал чужим. Долли отрицательно мотнула головой, тогда Нина протянула ей листы. – Прочти.

Долли принялась читать с заметной скукой. Дойдя до последней страницы, она мельком взглянула на Нину и более сосредоточенно углубилась в чтение, опуская все ниже голову, словно от стыда. Прочитав, Долли положила на стол листы:

– Это даже не эротический роман. Это порнография. Крутая. Автор тетради просто «ш…» и подзаборная «с…».

Долли никогда не ругается, только обозначает первыми буквами то, что хочет сказать напрямую. Нина, находясь под впечатлением прочитанных строк, произнесла:

– Почему же, эта женщина респектабельная дама. Она посещает парикмахерскую, делает маникюр и педикюр, занимается спортом, учит языки… Ты не представляешь, какая она красивая. Кожа у нее – белая-белая, как мрамор. Длинные, белые кудри, густые и шелковые, а глаза синие, как небо в ясную погоду, а губы алые и пухлые, капризные…

– Это ей не мешает так мерзко писать про длину, пардон, органа, который она измеряет, пардон, губами. А потом сравнивает с другими… этими самыми органами. Придумать же надо, сколько раз поместятся ее губы на… этом самом месте. А остальное? Нет, это… порнография.

– Разве в романах, которые ты читала, нет подобных описаний?

– Есть. Но не так цинично написано. Там эротика. Не скрою, иногда грубая эротика, которая… немного смущает, но написано красиво. А здесь грязно, понимаешь разницу? Мама моя, а ее ощущения и действия? Ее мысли! Ее отношение! А слова какие употребляет! Так не выражается даже конченый человек. Теперь понимаю, почему переводчица спрашивала: дословно переводить или нет. Это патология, Нина. Удивляюсь, что тебя интересует какая-то сдвинутая и до безобразия развратная баба.

Нина призналась себе, что хочет, наверное, больше, чем Глеб, прочесть всю тетрадь. Интересно, как он отреагирует на опус жены? Его ждут безусловные открытия.

– Ты читала? – в панике поднял он глаза.

Нина готовила ужин, на секунду задумалась, что именно отвечать Глебу. Вряд ли ему будет приятно узнать, что она в курсе откровений Вальки о проведенной с ним ночи на базе в горах. Если бы он знал, как ей было больно читать эту гадость. Но ведь Нина не дала ему последнюю страницу, он не представляет, какие пикантные подробности его физиологии описала Валечка. Но даже эти скромные странички его смутили.

– Я кухарка, Глеб, – сказала она, глядя прямо ему в лицо. – Меня не интересуют поэтические изыски твоей покойной жены, потому что я не понимаю снежных страстей. Но если хочешь, прочту.

И протянула к листам руку. Знала, что не даст. Не дал. Сгреб их и бросил на кресло. Потом опомнился:

– Ты права, это неинтересно и глупо.

А сам задумался, сосредоточенно уставясь в пол. Неужели поверил, что Нина не читала? Скорее, не хотел, чтобы она читала еще раз при нем. Собственно, у него все равно нет выбора. Ему нельзя выходить на свет божий и лично контролировать переводчика. «Мало тебе, мало, – подумала мстительно Нина. – Женился бы на мне, сейчас не прятался бы даже от мамы родной. На ошибках учатся, но их не исправляют».

– Думаю, больше не стоит тратить деньги на переводчика, – беспечным голосом заявил Глеб. – В дневнике одна мура. Забери тетрадь Валентины у переводчика.

Ага, дальнейшие опусы жены его пугают.

– Хорошо, – пожала она плечами, словно дневник ее не интересует, но подумала: «Обязательно все прочту, дорогой. Мне интересно, как окрутила тебя Валька, авось и я опыта наберусь».

В стену постучала клюкой Любочка Алексеевна. Нина обрадовалась возможности хотя бы на несколько минут оставить Глеба, надеясь, что, когда вернется, они оба больше не коснутся темы дневника. Смотреть в глаза Глебу и врать – от этого Нина испытывала дискомфорт. Разумеется, она не святая, по мелочам врет, особенно если это нужно для дела, но лгать Глебу, а в это время припоминать пикантные подробности в дневнике, тяжело. Старушка попросила Нину тщательно закрыть дверь и подойти поближе.

– Сегодня вышла я в коридор, а там Матильда у твоей двери стоит, – доложила Любочка Алексеевна. – Я ее шуганула, а она уверяла, что у тебя кто-то ходит.

– Господи, – устало присела на стул Нина, – кому там ходить? Тараканам?

– Вот и я так ей сказала. И еще попеняла, что учительнице нехорошо подслушивать под дверью. Интеллигенция, а подслушивает. Она теперь со мной не разговаривает.

– Любочка Алексеевна, не обращайте внимания.

– А я тут фасончик нашла в журнале, который ты мне дала почитать. Тебе пойдет, надо лишь ткань подобрать похожую…