Дмитрий Сафонов - Ласковый убийца

Болтушко свернул с трассы на Вороново и поехал к стоянке. "Лобное место" – как он мысленно про себя ее окрестил – "место, где мне дали в лоб": Алексей Борисович не терял присутствия духа. И чувства юмора.

На стоянке все было по-прежнему: летнее кафе, столик под линялым зонтом, мангал под навесом и сонный Армик, раздувающий угли. Не было только мальчишки, торгующего рыбой.

Болтушко съехал с дороги и остановился рядом с Армиком: тот его сразу узнал и приветливо заулыбался. Алексей Борисович вылез из машины и протянул ему руку:

– Здравствуй, Армик!

– Здравствуй, дорогой! Как дела? Стекло уже вставил? Молодец! Я же говорил – машина будет лучше новой, – он внимательно рассматривал лицо Болтушко. – А это заживет, – он показал на синяки.

Алексей Борисович согласно кивнул:

– Да. Послушай, Армик. Тот мальчик, который торгует рыбой, он не появлялся?

Армик покачал головой. Лицо его омрачилось:

– Нет, я его с тех пор не видел. Как убежал в субботу, так и все. Пропал. Вчера не приходил, даже рыбу свою не забрал. Люди спрашивают, почем рыба, а я говорю – не знаю, не моя. Сегодня его тоже нет. Подожди, может быть, еще придет… Не знаю.

– Понятно. Нет, Армик, я ждать не могу. У меня в городе дела. Давай так договоримся – я вечером заеду, и ты мне расскажешь, приходил он или нет. Если вдруг придет, передай ему вот что: пусть вернет камеру, и, главное, кассету. Я ему ничего за это не сделаю, наоборот – хорошо заплачу. Передашь?

– Передам.

– Ну ладно. Пока. До вечера, – Болтушко пожал ему руку, сел в машину и собрался уезжать.

Армик жестом остановил его, подошел ближе и, озираясь по сторонам, спросил:

– Слушай, а ты в милицию заявлял?

– О чем? – не понял Болтушко.

– Ну, обо всем. О том, что тебя избили, о том, что камера пропала?

Алексей Борисович пожал плечами:

– Да нет, не заявлял. А что?

– Ты про меня никому не говори. Я все равно скажу, что ничего не видел.

– А-а-а, ты про это, – Болтушко махнул рукой. – Да это я сразу понял.

– Что ты понял? – не отставал от него Армик. – Ты думаешь, я их боюсь? Ничего я не боюсь. Но у меня дома – жена и дети. Их надо кормить. Я здесь немножко заработаю – им деньги отправлю. А если не заработаю – они останутся голодными.

– Не волнуйся, Армик, – успокоил его Болтушко. – Я сам разберусь, без милиции. И про тебя я никому ничего не скажу.

– Не скажешь? – недоверчиво спросил Армик.

– Не скажу, – он помолчал. – Вот видишь, если ты не хочешь быть свидетелем, тем более мне нужна эта пленка, понимаешь?

– Да, – Армик затряс головой.

– Так что, если этот мальчик появится, передай ему мои слова. Передай обязательно.

– Хорошо, – Армик снова повеселел. – Приезжай вечером, шашлык покушаем.

– Ладно, – односложно ответил Алексей Борисович и тронулся с места.

Он направлялся в отдел ГАИ, чтобы поговорить с Тарасовым. Тарасов был оперативным работником отдела ГАИ города Гагарина и расследовал все дорожно-транспортные происшествия, повлекшие гибель людей. Срок следствия по такому делу – обычно десять дней. Через десять дней надо дать ответ – либо причина и обстоятельства смерти ясны, либо необходимо дополнительное расследование.

Помимо этого, в ведении Тарасова находились все угоны.

Алексей Борисович хотел узнать, нет ли новых данных о гибели Бурмистрова, а заодно выяснить, кому принадлежит белая "копейка", номер которой записал Армик.

Он думал, как правильнее начать, и стоит ли говорить о том, что Марине угрожают и требуют у нее деньги. В конце концов, он не стал придумывать план беседы заранее, решив, что по ходу дела все будет видно.

Болтушко приехал в отдел ГАИ, нашел дверь кабинета Тарасова и постучал.

– Да, – ответил сиплый голос. – Войдите.

Алексей Борисович вошел. Конечно, в таком виде – с синяками и опухшим лицом – он чувствовал себя крайне неловко. Но что ему оставалось делать?

Тарасов уставился на него с явным любопытством.

– Вы ко мне? – спросил он.

– Да, – Болтушко осмотрелся. – Я… приезжал к вам… Неделю назад. Мы были вдвоем с женой… То есть, со вдовой погибшего… Бурмистров Николай. Вы помните?

Тарасов помолчал, с интересом разглядывая его. Потом указал на стул напротив себя:

– Присаживайтесь, прошу вас.

– Спасибо, – Болтушко подсел к столу.

– Да, конечно, помню, – продолжал Тарасов. – Вы были в прошлый понедельник? Тогда еще стояла страшная жара. Всю неделю держалась такая погода, вот только сейчас вроде немного отпустило. А я, знаете, очень плохо переношу жару… Да… Так вы что-то хотели мне сказать?

– Видите ли, – начал Болтушко. – Извините, я… не знаю вашего имени-отчества…

– Александр Иванович, – откликнулся Тарасов.

– Да, очень приятно, – Болтушко отвесил церемонный поклон. – А я – Алексей Борисович…

Тарасов в свою очередь кивнул, давая понять, что считает это очень важным:

– Так зачем снова к нам пожаловали, Алексей Борисович? Узнали что-то новое?

Тарасов выглядел очень нездоровым человеком: большой, толстый, с синим отечным лицом. На шее отчетливо проступали набухшие вены, и дышал он со свистом, словно закипающий чайник.

– Да нет, – отведя глаза, ответил Болтушко. – Я, наоборот, сам хотел узнать, как продвигается расследование. Может быть…

– Нет, – поспешил ответить Тарасов, – ничего нового я вам сказать не могу.

К сожалению – ничего, – повторил он.

– Понимаете, – несколько заискивающе продолжал Болтушко. – Мы с Николаем вместе служили в армии. Это, конечно, было уже давно. Но все-таки, мы общались, дружили, и вдруг – такое несчастье.

– Да, – поддакнул ему Тарасов. – Такое бывает. Жалко, конечно. Молодой, здоровый, сильный. Остались жена и дочь.

Болтушко сидел, размышляя, стоит ли доверять этому слоноподобному Тарасову. А вдруг они все тут повязаны – городок-то небольшой, правильно Марина говорила.

– Понимаете, тут вот какое дело, – снова начал Болтушко. – Я подозреваю, что Николая убили.

Тарасов поднял брови, словно хотел сказать: "Вот как? Да что вы говорите?"

– Да. Вы знаете, я много об этом думал, и не нахожу другого объяснения. Все, что произошло, кажется настолько невероятным… – Болтушко развел руками.

– Конечно. Я вас понимаю, – заверил его Тарасов. – Но, вообще-то, хочу вам сказать, очень многие вещи кажутся невероятными. И, тем не менее, случаются сплошь и рядом.

Он достал большой клетчатый платок и вытер взмокший лоб.

– Алексей Борисович! – Тарасов вдруг подался вперед всем своим тучным телом. – Скажите, пожалуйста, может быть, вы хотите мне что-нибудь сообщить? Мне так показалось, что вы хотите мне что-то сообщить, – и пристально посмотрел Болтушко в глаза.

Болтушко колебался; но не очень долго – наконец он решился.