Дмитрий Сафонов - Сокровище

Профессор шел быстро.

Занудный мелкий дождь к тому времени уже перестал. Профессор закрыл ненужный зонт и, как человек, склонный к порядку, зачехлил его. Новые порции воды грозили хлынуть с низкого петербургского неба в любую минуту, но профессор давно уже к этому привык: он прожил в Городе более шестидесяти лет и любил его сюрпризы. Если бы снова случился дождь, профессор неторопливо, зайдя в укрытие, расчехлил бы зонт, сетуя на переменчивость погоды. А впрочем, стариковское брюзжание – не более, чем ритуал. Дань Городу.

Здесь постоянно сыро. Ужас! А ветер с Финского залива? Ужас вдвойне! Он выстуживает голову, наполняя ее тупой ноющей болью. Поэтому профессор всегда носил головной убор: шапку или кепку, а теперь – клетчатую шляпу с мягкими круглыми полями.

Плюс – твидовый пиджак (настоящий, с кожаными заплатами на локтях), яркий жилет и галстук-«бабочку». Упомянутая шляпа, зонт в виде трости и «гремучие», из негнущейся кожи, ботинки дополняли образ. Он выглядел настоящим историком.

Собственно, он и был историком. Профессором кафедры новой истории России исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета… В этом месте он обычно сбивался, путался в регалиях и представлялся просто: профессор истории Сергей Николаевич Поляков.

Пересекая дворы, тянувшиеся друг за другом, профессор не заметил, как из-за угла вышел небольшого роста щуплый человек, одетый во все черное. Черный костюм, черная рубашка, черные ботинки на высоком, призванном компенсировать прижимистость Природы, каблуке.

– Профессор! Отдайте документ.

Фраза, усиленная многократным эхом, прозвучала гулко, и от этого казалась более пугающей. Сергей Николаевич Поляков на мгновение растерялся; потом – развернулся и посмотрел на преследователя.

– Простите? Какой документ?

– Вы прекрасно знаете, какой. Тот документ, за которым вы ездили во Владимирский областной архив.

Поляков отвел глаза. Всего лишь на мгновение, чтобы скрыть удивление и досаду; хотя, наверное, коротышка в черном все понял. Профессор постарался придать голосу нужную твердость.

– Я не понимаю, о чем идет речь.

Профессор развернулся; он намеревался убежать, но путь ему преградил высокий черноволосый человек. Молчаливый и угрюмый. Он не произнес ни звука, лишь достал нож невероятных размеров. И где он его только прятал? – мелькнула несвоевременная мысль.

Но думать было некогда. Надо было спасаться. Низкорослый человек в черном наступал с другой стороны. Он укоризненно качал сухим желтым пальцем.

– Не пристало рыцарю лгать!

Рыцарю? – пронеслось в голове профессора. И следом – они все знают!

Профессор сжал ручку увесистого портфеля и запустил им в лицо черноволосому. Самое главное – лежало во внутреннем кармане пиджака.

Профессор отметил легкое удивление, мелькнувшее на лице черноволосого, когда портфель достиг цели. Профессор обернулся к коротышке в черном. Толкнул его с криком «ха!» и побежал прочь. Дворы петляли, извивались и змеились; это было на руку. Вот только грубые ботинки предательски стучали по щербатому асфальту.

Ботинки – предатели! – сообразил профессор и оглянулся. Никого. Преследователи отстали. Видимо, у них чуть раньше закончился запас адреналина.

Профессор забежал в первый попавшийся подъезд, прижался к стене и долго стоял, переводя дыхание и ощущая, как липкий пот ручьями струится из подмышек, окутывая жаром тело и притягивая к нему намокающую одежду. Торопливые шаги преследователей быстро стихли где-то вдали.

Профессор достал самое главное и мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Правильно сделал, что спрятал в конверт! – и стал рассматривать.

Обычный конверт. Обычное письмо. Но в нем… Зацепка. След. Крючок. Может быть, так, а, может быть, и нет. Но профессор чувствовал, что эта бумага – начало пути. Всего лишь начало – один шаг. Но этот шаг мог привести к цели, к которой он стремился всю жизнь. И, конечно, нельзя было допустить (сама мысль об этом казалась чудовищной), чтобы конверт с его хрупким содержимым попал в руки тех, кто знает, кем на самом деле является профессор истории Сергей Николаевич Поляков.

Он достал ручку и, умерив биение сердца, четким изящным почерком вывел слова в графах: «Адрес получателя» и «Адрес отправителя». Да, так и есть. Еще одной тайне, личной, пора было выйти наружу. Иначе – дочь не поймет. Она и так не поймет, но со временем – смирится. Профессор сорвал тонкую бумажку с клеевой ленты клапана; этим не ограничился; на всякий случай, по старой советской привычке, провел по клею языком и лишь тогда запечатал конверт. Готово. Нет!

Они назвали меня рыцарем, – вспомнил профессор. – Они знают. Значит, группа – в опасности. Один из них…

Думать об этом не хотелось, но факты были налицо. Надо предупредить. Профессор поставил под словом «индекс» в графе «индекс отправителя», точнее, под двумя первыми буквами «ин» тонкий штрих; затем – написал «670671». Они поймут. Они обязательно поймут. Оставалось только выбрать почтовый ящик. Рука почему-то сама потянулась к прорези, под которой красовалась корявая цифра «4».

Профессор опустил запечатанный конверт в ящик и попытался сосредоточиться на молитве. В голове суетились обрывки привычных фраз; в конце концов они свелись к одной: да будет воля Твоя! Профессор улыбнулся. Да будет воля Твоя! Это – именно то, что он хотел сказать.

Поляков оглянулся. Жуткий подъезд. На пожелтевшей побелке выцарапана эмблема «Зенита». На потолке – черные разводы от пламени зажигалки.

– Чему быть, того не миновать! – сказал профессор, и это придало ему сил. Он вышел из подъезда.

Сделал несколько шагов и столкнулся лицом к лицу с черноволосым. Какой же он страшный! – успел подумать профессор. Черноволосый схватил его левой рукой прямо за галстук-«бабочку», а правой – сделал короткое движение где-то там, внизу.

Тусклое лезвие со скрипом раздвинуло жесткие волокна ткани, вошло в плоть, перерезало брюшную аорту и устремилось вверх, к сердцу. Профессор ощутил легкий и вместе с тем – неописуемо горячий укол. Глаза успели заметить, как черноволосый, с видимым усилием, вытащил клинок и вытер его о полу твидового пиджака.

Ноги подкосились, но профессор еще две долгие секунды старался контролировать внезапную ватность коленей. А потом – был свет. И – полет. Черноволосый же, склонившись над телом, видел только кровь, вытекающую ритмичными толчками в лужу. В луже отражалось низкое петербургское небо.

Марина огляделась. Все возможности были перед ней.

Черный костюм брючный – висел, зацепившись за третью полку книжного шкафа. Чуть слева. Черный костюм с юбкой закогтил крючком плечиков четвертую полку книжного шкафа. Справа.