Дмитрий Сафонов - Сокровище

Между ними – помещалось полное собрание Монтеня издания 1876-го года; темно-синие корешки. Чуть пониже – Плутарх; корешки вишневого цвета. Чуть повыше – блузка. И она была одна, на оба костюма, брючный и юбочный.

Вот ведь проблема, – подумала Марина и ужаснулась; ни Монтень, ни Плутарх проблемы не видели. Джинсы, футболка и легкая ветровка. Да. Вот и решение: надевать юбку или брюки? чулки или колготки? высокие каблуки или средние? Джинсы, футболка, легкая ветровка и кроссовки. Зачем усложнять? Кстати, можно сэкономить время на макияже; обязательном и для брюк, и для юбки.

И, уж тем более, не стоило затягивать с ответом на очередную реплику отца; единственного человека, спор с которым доставлял Марине наслаждение. Они не ссорились и не злились; каждый не стоял намертво на своем; спор был чем-то вроде фехтования: легкий выпад, укол, радость сиюминутной победы, и снова – в бой!

– Отец! Ты, как всегда, преувеличиваешь!

Марина придала голосу нисходящую интонацию, да и этот оборот «как всегда» выглядел сомнительно, но Марина надеялась «вытащить противника» на себя и тут, на своей половине, поразить его ловким ударом.

– Ничуть! – отозвался из соседней комнаты отец. – Все, что с тобой происходит, – это часть истории!

Да, он – опытный противник, но Марина не собиралась сдаваться без боя. Следующий выпад – преувеличение, и оно наверняка заставит отца возмутиться. Раскрыться.

– Ну, разумеется. Я ведь – такая важная персона!

Отец парировал легко.

– Люди, которые жили за тысячу лет до тебя, тоже так считали. А теперь – ты изучаешь их жизнь, – отец немного покряхтел; он не терпел неточностей – ни в мыслях, ни в формулировках. – Или правильнее было бы сказать – изучаешь их жизни?

Уловка. Вот – ключевое слово. Отсюда и надо начать новую атаку.

– Однажды я попалась на эту уловку. И пошла по твоим стопам.

– Ты жалеешь об этом?

Грозный выпад отца. Он прицепился к слову. Надо грубо отбивать.

– Нет! – и тут же – в контратаку. Теснить его, теснить маленькими шажками. – Но мир изменился. Сейчас гораздо важнее физика, химия. Что там еще? Информационные технологии?

Ну? Дело за тобой! Отец, как всегда (а вот тут этот оборот был уместен), ответил неожиданно.

– Да! Ты права! Но они тоже когда-нибудь станут частью истории. История – вот наука, которая дает ответы на все вопросы.

Загнал в угол, и кончик шпаги – перед ее лицом. Потянуть время.

– На все?

– По крайней мере, на самые важные.

Укол. Надо признать. Тем более, что он прав.

– Один-ноль! Сейчас только девять утра, а ты уже – ведешь в счете. Не знаю, как, но ты опять меня убедил. Для этого нужен особый талант!

– Отцовский!

Отец милосерден. Он опустил шпагу и сделал шаг назад. Марина рассмеялась.

– Ты – хитрец! Ты – самый настоящий хитрец!

Марина уже натянула джинсы и футболку, подошла к двери отцовской комнаты и хотела постучать, но… Дверь была открыта.

В глубине комнаты Марина увидела зеркало, завешенное кисеей, письменный стол, и на столе – фотографию с нижним левым углом, опоясанным черной лентой.

На нее глядел отец. Улыбчивый человек в очках, с бородкой и с усиками, в клетчатой шляпе с мягкими круглыми полями. Сергей Николаевич Поляков.

Марина застыла на пороге.

– Отец! Прости! Я никак не могу привыкнуть, что тебя больше… – Марина осеклась. Слово «нет» произнести не могла.

Отца убили пять дней назад. Она успела его похоронить, но смириться с тем, что он умер, – еще не успела.

Телефонный звонок разорвал тишину. Марина посмотрела на аппарат: большой, из черного эбонита.

В квартире все было несовременным. Проще сказать – старым. И паркет, и лепнина на потолке, и бронзовая люстра с хрустальными подвесками, и книжные шкафы из вишневого дерева. Ну, а как могло быть по-другому, если у тебя отец – историк, и сама ты – историк, и окна квартиры выходят на Марсово поле?

Черный массивный телефон с поворотным диском смотрелся на фоне мебели настоящим «новоделом». И внутри него бился молоточек, передавая биение в треснутые колокольчики. Марина подошла к аппарату.

– Да?

На том конце обозначилось хриплое дыхание; уже не в первый раз.

– Алло! Я вас слушаю! – сказала Марина, понимая, что это напрасно. Ответа не последует. Его и не было. Опять – то же самое дыхание.

– Перестаньте молчать! Кто вы такой? Что вам нужно?

Дыхание.

В трехстах метрах от нее, в таксофоне, стоял черноволосый и прижимал к уху трубку.

– Не смейте мне больше звонить! – закричала Марина и бросила трубку на рычаги.

Эбонит с легкостью выдержал удар.

Было темно. По залу скользнула черная тень; еле заметное движение, не вызвавшее ни малейшего звука. Потом – щелчок! Под потолком лампы дневного света, разражаясь ленивыми вспышками, приноравливались к работе. Потом – стал свет.

Виктор еще раз оглядел помещение и убрал пистолет в поясную кобуру. Можно начинать. Виктор махнул рукой. Послышалось легкое жужжание электрического моторчика, и в зал въехал Валентин.

– Ух ты! – Некоторое время Валентин перемещал рычажок управления инвалидным креслом во всех направлениях; осматривался. Все – на месте. Череда производительных серверов, несколько огромных экранов на стенах, и – ни одного окна. Валентин взъерошил светлые волосы, которые, несмотря на молодой возраст их обладателя, уже начали редеть на затылке, и повторил. – Ух ты!

– Приступай! – сказал Виктор и снова махнул рукой.

Виктору было около сорока, или слегка за сорок, – сразу и не определишь. Морщины стекали со лба на подбородок в симметрически-верном порядке, и нельзя было сказать, что они означали: угрозу или усмешку. Но только не бездействие. И это подтверждали его движения: математически выверенные, без единого признака избыточности.

Затем в зал вошла Анна, женщина лет пятидесяти, с короткой седой стрижкой и пронзительными глазами. Виктор приветствовал ее легким полупоклоном.

Следом появился Ким, молчаливый кореец. Обвел глазами зал и стал в углу.

Последним возник странный тип; он словно только что прибыл прямиком из «Одесских рассказов» Бабеля; чесучовая пара, канотье, галстук-шнурок, нафабренные усики и двуцветные ботинки. Промурлыкал, преувеличенно грассируя.

– Бонжур, мон шер ами!

Виктор нахмурился и отвернулся.

– Анна! Осмотри медпункт!

Анна, повинуясь указанию Виктора, скрылась в небольшом помещении, смежном с общим залом. Виктор показал в противоположном направлении.

– Ким! Мастерская – там!

Кореец ушел.

Странный тип поцыкал зубом, одобрительно покачал головой и воскликнул, ударяя на последнем слоге.

– О! КофЕ-машИн!

Развязной походочкой «одессит» подошел к кофе-машине, склонился над ложечками, лежащими в ряд, и хищно ухмыльнулся, даже не пытаясь скрыть сорочий интерес к блестящим предметам. Узкая кисть легким пульсирующим движением захватила добычу.