Андрей Константинов - Дело о дуэли на рассвете

— Его зовут Эвита.

— Разве есть такое мужское имя?

— Нет, это женское имя.

— Значит, у них в Эстонии мужчинам дают женские имена?

— Как раз наоборот — у них в Эстонии женские имена дают женщинам.

— Но мы же с ним — то есть с ней — уже десять дней спим валетом на одной кровати! — ужаснулся я.

Повзло ехидно улыбался.

— А что такое Тере? — решил спросить я напоследок.

— Насколько я понимаю, тере по-эстонски — «здравствуйте».

Теперь я сижу и думаю, что значит по-эстонски тервисекс?

Краткий эстонско-русский словарь:

Terviseks — За здоровье! (традиционный эстонский тост).

Тоrе — хорошо.

Halb — плохо.

Jaa — да.

Nous — согласен.

Кulm — холодно.

Kurat — черт.

Ma tahan shuua — Я хочу есть.

Kus ma saan suhua? — Где я могу поесть?

Ma tahan magada — Я хочу спать.

Kus mina magan? — Где я буду спать?

See metsik maa — Эта дикая страна.

Mulle ei meeldi see inimene — Этот человек мне не нравится.

Politsei — полиция.

Kole lugu — ужасная история.

See on ohtlik — это опасно.

Jama — чушь.

"29 лет. В Агентстве работает четыре года. Имеет как ряд благодарностей за успешно проведенных расследования (последнее — внедрение в структуры Бюро Региональных Расследований — БРР), так и несколько выговоров за нарушение трудовой дисциплины, пререкания с начальством и утерю вещественного доказательства.

Незамужем. Имевшие место неформальные отношения с заместителем директора Агентства Скрипкой А. Л. в последнее время практически прекратились, что негативно сказалось на творческом потенциале Горностаевой".

Из служебной характеристики

Мне снилась река. Вода была в ней такой синей, а трава на крутых высоких берегах такой изумрудно-зеленой, как бывает только во сне.

По реке плыли лошади. Их рыжие гривы разметались по синей воде, а головы были высоко подняты. Светило солнце, а лошади все плыли и плыли — тихо, почти беззвучно, они даже не фыркали.

— Валентина, вставай! — нарушил эту идиллию негромкий голос матери.

— Мама, мне такие красивые лошади снятся.

— Лошади? удивленно сказала мать. И зачем-то добавила:

— Это ко лжи.

«Какая глупость, — думала я, стоя под душем. — Лучше бы и не спрашивала, только испортила все».

Но мать оказалась права. «Лошади снятся ко лжи», — как заклинание повторяла я по дороге домой вечером того же дня, пытаясь понять, почему все хорошее, что случается в моей жизни, непременно оказывается ложью.

— Александра! У нас в доме есть водка? — с порога огорошила я сестру.

Она смерила меня оценивающим взглядом и безошибочно определила:

— Тебя бросил Скрипка?!

Я неопределенно пожала плечами и прошла на кухню. Следом за мной из комнаты прибежала Машка.

— Валя, погляди, какая у меня шляпа и еще туфельки на каблучках, — затараторила она. — Это мне папа привез!

— Миша приезжал? — спросила я, глядя на племянницу, которая кокетливо вертелась передо мной в малиновой бархатной шляпе.

— Угу, — буркнула Сашка, доставая из холодильника початую бутылку.

Мой зять, а Сашкин муж был преуспевающим банкиром в одном из преуспевающих банков, владельцем иномарки с тонированными стеклами и огромной квартиры в историческом центре города. Всему этому великолепию моя строптивая и глупая сестра предпочитала жизнь в нашем малогабаритном раю.

— И кто же новая избранница твоего ненаглядного Лешеньки? — спросила Сашка, разливая водку.

— Агеева.

Сашка расхохоталась. Она смеялась долго и цинично.

— Ну, дает твоя Марина. Полтинник во лбу, а все туда же!

— Прекрати свой идиотский смех, — сказала я и залпом выпила свою рюмку. — Ты же ничего не знаешь. Агеева тут совершенно не виновата, она мне рассказывала, что Скрипка сам воспользовался ситуацией.

— А ты и уши развесила. Самка не захочет, самец не вскочит, или ты забыла, как начинался ваш роман?

— Какая ты грубая, Саша, — поморщилась я.

— Зато справедливая. Ведь говорила тебе — не связывайся ты с этим Скрипкой. Он всех баб в вашей «Золотой пуле» перебрал, пока ты грезила о большой и чистой любви. Нашла по кому убиваться, охмури, вон, лучше Обнорского, все не так обидно будет, когда он тебя бросит, а еще лучше — выходи замуж, — закончила она свою тираду.

— Ты уже вышла, — съязвила я. Но тут же пожалела об этом, потому что на Сашкиных глазах показались слезы. Мне стало стыдно. — Да, ладно, — сказала я — не реви. Ты же сестра мне, мы всегда вместе.

Ну их к черту, всех этих мужиков. Остаток водки мы допивали под бессмертный хит Тани Булановой «Почему меня ты, милый, бросил?» и рассуждали на тему, почему в нашем доме не приживаются мужчины.

С тех пор как пятнадцать лет назад ушел отец, все население нашей крохотной квартиры состояло исключительно из женщин. Даже кот, приобретенный на рынке за особь мужского пола и названный Гамлетом за черно-белый окрас, оказался кошкой, в связи, с чем был переименован в Гекату, или сокращенно в Геку. Во всем этом, несомненно, была какая-то странная закономерность, которую мы с Сашкой безуспешно пытались разгадать всякий раз, когда нам случалось разговаривать вдвоем на кухне. В последнее время это случалось все реже. Каждая из нас предпочитала жить своей жизнью: у Сашки был институт, у меня — «Золотая пуля». Мы потихоньку отстранялись друг от друга. Но сегодня нас словно прорвало, культовая фраза «ты ведь сестра мне» обрела неожиданный смысл.

Когда мы наконец наговорились, Сашка переключила магнитолу на «Радио-максимум» и предложила: «А не станцевать ли нам?» Танцы ночью на пятиметровой кухне — это сильно, но что не придет в голову двум подвыпившим сестрам с неудавшейся личной жизнью. Конец нашему веселью положила мать, которая возникла перед нами, как привидение в длиной ночной рубашке.

— Вы что с ума сошли? — поинтересовалась она. — Посмотрите на часы.

Часы показывали половину четвертого, так что вопрос был задан вполне резонно.

На другой день я пришла в Агентство с твердым намерением забыть Скрипку и начать новую жизнь.

Агеевой еще не было. Вот уже полгода я работала в архивно-аналитическом отделе под ее руководством. Применять свои дипломатические способности Марине Борисовне не понадобилось: после моего злополучного купания в заливе Обнорский согласился на этот перевод легко. Работа здесь оказалась куда менее спокойной, чем мне думалось, но до вчерашнего дня я не жалела о том, что перешла сюда. Я и теперь не жалела. Чтобы там ни говорила Сашка — я ни в чем не винила Агееву, с которой мы за это время успели подружиться. Состояние влюбленности было необходимо ей, как воздух. Марина Борисовна привыкла нравиться и коллекционировала своих поклонников так же заботливо, как энтомолог собирает жуков или бабочек. Скорее всего, Скрипка на фиг был ей не нужен, но репутация роковой женщины требовала постоянной подпитки. Обижаться на Марину было просто смешно — ей и в голову не приходило, что это очередное маленькое приключение может доставить мне боль.