Андрей Константинов - Дело о вражеском штабе

Операция «Журналист» завершилась.

Так, по крайней мере, я тогда думал…

"Скрипка Алексей Львович, 30 лет, русский, заместитель директора Агентства по административно-хозяйственной части.

Высоко оценивает свои коммерческие и журналистские способности. Требователен к соблюдению сотрудниками Агентства правил внутреннего распорядка.

Семейное положение — холост.

…Коммуникабелен. Насколько достоверны рассказываемые им истории — не выяснялось.

…Любвеобилен. Точное количество связей не установлено. По имеющейся информации, в последнее время поддерживает тесные отношения с сотрудницей Агентства Горностаевой В. И.".

Из служебной характеристики

— Они говорят, что, если денег не будет, они меня посадят или убьют.

— А вы любите острую говядину с карри и жареным рисом? — прервал ее я.

Женщина, сидевшая на стуле напротив меня, уже пять минут рассказывала историю своих отношений с милицией. Пора было переходить к делу.

Она пришла в Агентство в десять утра и сказала, что хочет поговорить с Обнорским.

Обнорского не было. Он уехал читать лекции в Ставропольский край — в станицу то ли Социалистическую, то ли Коммунистическую. С собой он забрал не только своего заместителя Повзло, главного нашего детектива Спозаранника и юриста Лукошкину, но даже буфетчицу тетю Таню.

С некоторых пор Обнорский стал разъезжать по стране со своими лекциями о теории и практике независимого расследования. Это чем-то напоминало мне походы в народ членов «Земли и воли» и двадцатипятитысячников. Впрочем, эти поездки в провинцию нам были не в убыток, их финансировал один западный гуманитарный фонд, руководители которого, видимо, считали, что единственное, чего не хватает российскому народу, — это умения заниматься самостоятельными расследованиями. Впрочем, чаяния народа они угадали — провинциальный люд лекции Обнорского слушал с большим удовольствием.

С лекций Обнорский обычно приезжал уставший, говорил, как это тяжело — без домашнего уюта, женской ласки и любимой «Нивы» нести свет просвещения в глубинку. Поэтому в этот раз, кроме юриста Лукошкиной, которая, наверное, олицетворяла в глазах Обнорского женскую ласку, с ним на Ставрополье отправилась наша буфетчица-повариха Татьяна Петровна. Видимо, она должна была обеспечить домашний уют. Может быть, Спозаранник заменял Обнорскому «Ниву»?

Я не участвовал в просветительской деятельности Обнорского по двум причинам.

Во— первых, однажды я все же имел честь оказаться в команде лекторов имени Обнорского и, можно сказать, не оправдал надежд.

Мне было поручено прочитать лекцию на тему: «Специфика независимого журналистского расследования в сфере мясного и молочного животноводства». Тогда Обнорским владела идея приближения расследования к нуждам населения, а поскольку мы прибыли на Вологодчину, где вроде бы — если верить оберткам от масла — водились коровы, он и поручил мне подготовить доклад на эту животрепещущую тему. Однако я этой лекции не подготовил — то ли времени не хватило, то ли материала не нашел — не помню.

И прочел слушателям не менее интересный доклад. Я его озаглавил так: «Специфика проведения независимого внутреннего расследования».

Раскрывая тему, я рассказал, что очень часто даже в самых дружных и сплоченных коллективах пропадают вещи — карандаши, ручки, расчески, гигиенические прокладки и прочие необходимые каждому человеку предметы. Далее на конкретных примерах из жизни нашего Агентства я продемонстрировал методы проведения независимого внутреннего расследования. Например, сказал я, когда у Светы Завгородней год назад из сумки исчезла пачка «тампаксов» и она подняла дикий скандал, следственную бригаду возглавил лично Глеб Егорович Спозаранник. И хотя сначала подозрение пало на одну из женщин (а именно Марину Агееву, которая тогда по малопонятному для меня поводу конфликтовала с Завгородней), Спозаранник все же установил истинного виновника трагедии. Им оказался наш же сотрудник Шаховский, который каким-то образом использовал личную собственность Завгородней в своем автомобиле…

Обнорскому мой доклад не понравился. Он кричал, что я своими рассказами ухудшил имидж нашего замечательного Агентства.

В общем, это первая причина, по которой меня не берут в народ.

А во— вторых, надо же на кого-то Агентство оставлять! Как-то на хозяйстве оставили Спозаранника. За какие-то три дня он умудрился выпустить «Инструкцию для сотрудников Агентства об использовании помещений Агентства и инвентаря Агентства». В соответствии с этой инструкцией все двери, окна, шкафы и сейфы в Агентстве были опечатаны. И не только опечатаны, но и заклеены скотчем. Снимать печать разрешалось только с письменного разрешения Спозаранника. По инструкции, сразу после использования двери или шкафа его надлежало сразу же заклеить и запечатать обратно. Поскольку Спозаранник опечатал и дверь туалета, очередь к нему за разрешением попользоваться агентским унитазом выстраивалась длинная. А сколько денег он угрохал на скотч и пластилин…

Так что теперь Спозаранник ездит с лекциями, а я остаюсь на хозяйстве.

Итак, эта женщина пришла, как говорят охранники, около десяти. Потребовала Обнорского. «Нету такого», — сказали ей. Но она не ушла.

В одиннадцать появился я и вот уже пять минут слушал ее историю.

Удивительно, и не слишком молода — скорее всего, за тридцать, и ноги как ноги, и грудь как грудь, и глаза как глаза, а общее впечатление — потрясающее. В общем, эта посетительница чего-то там такое пробудила во мне. Может, это любовь, подумал я.

И решил, что надо срочно пригласить потенциальную любовь в ресторан.

— Вы острую говядину любите?

— Я люблю рыбу, раков, устрицы и прочие морепродукты, — быстро ответила она. — Неужели то, что я рассказываю, вам неинтересно?

— Жутко интересно. Но я предпочел бы выслушать вас в более спокойной обстановке.

Я заказал острую говядину, рис и жареные пельмени. Она — жутко дорогих кальмаров в кисло-сладком соусе и салат из какого-то другого морского хлама.

Ее звали Инга. Она была одета в очень пристойный брючный костюм, хотя, по ее словам, нигде официально не работала.

— А вы знаете, Инга, один мой знакомый, кстати, как и вы, безработный, однажды решил, что у него мало мозгов — ну, в общем, все вокруг умные, а он как-то не дотягивает. И решил поумнеть. Но книжки читать ему было лень. И он стал есть рыбу, потому что в ней много фосфора, а от этого якобы мозгов становится больше. У него было ежедневное шестиразовое рыбное питание. А по четвергам рыбный день — девятиразовое поедание рыбы. И что вы себе думаете — умнее он не стал. Я считаю потому, что голова у него была маленькая и мозгам просто по определению было некуда расти.