Андрей Константинов - Дело о вражеском штабе

Потом профессиональный киллер Горностаева ставит точку в этом кровавом деле, они забирают все ценное в квартире убитой и делятся с Обнорским. А милицейское прикрытие банды осуществляет майор Лишенко.

Да, эта схема все объясняет, решил я, и поведение Обнорского, и странные действия милиции, и исчезнувшую куртку Горностаевой, и наглость Каширина…

Размышления о том, куда мне идти с этой историей — в Генпрокуратуру или Бехтеревскую больницу, — прервал Соболин.

— Представляешь, что я узнал, — сказал он, — дело то по Корнеевской возбудили не как убийство, а как покушение на убийство.

Голова прояснилась. Если покушение на убийство — значит, Корнеевская жива. К квалификации преступлений в прокуратуре относятся серьезно, тут никакой майор Лишенко не поможет. Если она жива — значит, ранена.

Я быстро нашел практикантку без бюстгальтера Тоню и поручил выяснить, поступала ли в больницы в день предполагаемого убийства женщина с резаной раной. Сам направился в «скорую помощь».

К вечеру стало ясно, что ни Корнеевская, ни женщина, похожая на нее, ни в тот, ни в последующий день не была госпитализирована. В журнале «скорой» вызов на Московский значился, но сведений о состоянии больного и его дальнейшей судьбе почему-то не было.

Оставалось найти кого-нибудь из той бригады «скорой», что выезжала на Московский. Быстрее всех нашелся водитель.

— Да, — сказал он, — был такой смешной выезд. Приехали. Уложили нам носилки с трупом. Потом труп встал и ушел своими ногами.

Я клял себя на чем свет стоит: все это я мог выяснить на следующий день после убийства. Впрочем, теперь понятно, что никакого убийства не было — сплошная мистификация.

Я угробил три дня и не скажу сколько личных денег, но нашел ее.

Я поднялся на третий этаж «корабля» на Юго-Западе, позвонил, она открыла.

— Здравствуйте, Леша, — сказал она.

— Здравствуйте, Инга.

Тут я ее ударил. Не сильно. Ладонью по левой щеке. Не знаю зачем. Я до этого женщин никогда не бил. Но тут не смог удержаться. Хотя она, наверное, и не виновата была ни в чем.

Но ударил — и сразу отпустило. Захотелось шутить.

— Не плачьте, Инга, — успокоил ее я. — Один мой приятель, гаишник, говорит, что в ГАИ он пошел не для того, чтобы денег заработать, а чтобы на него все внимание обращали. Палочка красивая, полосатая и светится в темноте, жилетик зелененький, светоотражающий, бляха начищенная… Больше всего, уверяет мой приятель, гаишники обижаются, когда их не замечают.

Представляете, стоит он такой красивый с палочкой, а водитель мимо него — шмыг. Ну гаишнику обидно, он как будто на танцы пришел — а приходится стоять в сторонке.

А обиженный невниманием гаишник — это страшная штука, скажу я вам, Инга. А по поводу синяка не волнуйтесь. Теперь на вас еще больше внимания обращать будут…

Мы — я, Каширин и Горностаева — собрались у Обнорского.

И Обнорский мне все объяснил. Доходчиво, но поздно.

Дело было примерно так: Каширин по моей просьбе занимался изучением связей Корнеевской. Легенду он для себя выбрал своеобразную: изображал бандитствующего молодого человека. И представьте, кто-то из окружения предпринимателя Белова на этот образ клюнул. Свели нашего бандита Каширина с этим самым Беловым, представили как профессионального киллера. Ну а Белов «заказал» Каширину Корнеевскую. Белов хотел, чтобы Родион убил Ингу холодным оружием — ножиком или топориком, чтобы не подумали, что «заказуха». Обещал заплатить после дела пятнадцать тысяч долларов.

Каширин, естественно, рванул к Обнорскому. Обнорский — в РУБОП. Там решили, что Каширин должен на «заказуху» соглашаться. Вот так убийство и инсценировали.

— А что, мне нельзя было сказать? — закричал я.

— Нельзя, — строго сказал Обнорский. — Заказчик-то был на свободе. Его только вчера при передаче денег Родиону взяли. Теперь Белова обвиняют в организации убийства, которого не было.

— А при чем тут майор Лишенко?

— Черт его знает. В РУБОПе думают, что он какие-то дела крутил с Беловым, но, скорее всего, им ничего не доказать.

— А зачем эта Корнеевская со всеми ними спала? — задал я совсем уже глупый вопрос.

— Потому что женщина, — умно ответил Обнорский.

— Ну а где твоя куртка? — напоследок спросил я у Горностаевой.

— Я отдала ее женщине на паперти Никольского.

Мне оставалось только рыдать: то ли от ненависти, то ли от умиления. Но я решил рассказать байку:

— Один мой приятель, монах, однажды познакомился с женщиной…

Но они меня не слушали. Все отправились в буфет есть чебуреки.

А не слушали зря. Байка была очень поучительная.

"Горностаева Валентина Ивановна, двадцать восемь лет, русская. Корреспондент репортерского отдела.

Профессионально пригодна…

…Конфликтна. Имеет четыре выговора — за курение в неположенных местах, срыв сроков сдачи материала, пререкания с начальством и умышленную утерю вещественного доказательства (аудиокассета). Две благодарности — за успешно проведенные расследования.

Не замужем.

Ранее имелись неподтвержденные данные о нетрадиционной сексуальной ориентации Горностаевой, однако последние события (неформальные отношения с замдиректором Агентства Скрипкой Л. Л.) опровергают эту информацию…"

Из служебной характеристики

Я сидела в читальном зале Российской Национальной библиотеки и по заданию Обнорского читала про то, как Бурцев ловил провокаторов. Стопка книг на моем столе внушала мне тоскливое отвращение, такое же, как и личность самого Владимира Львовича.

"Вот урод! — говорила себе я, разглядывая его фотографию. — Такому самое подходящее занятие — вязать чулки в Пенсильванской каторжной тюрьме, так нет — провокаторов ловить ему приспичило.

И поймал-то всего одного Азефа, да и то, если бы не директор департамента полиции Лопухин, которого он шесть часов промытарил в поезде, а потом благополучно сдал эсерам, черта лысого удалось бы ему Азефа разоблачить. И Обнорский — урод. Угораздило же его зациклиться на этом Бурцеве, которого он полагал чуть ли не предтечей жанра расследования".

В библиотеке было душно и жарко. Из распахнутых окон гремела музыка: на площади Островского шел праздник мороженого. «Первые два паровозика получат мороженое бесплатно!» — надрывалась в микрофон ведущая. Судя по визгам и крикам, которыми сопровождались эти слова, охотников до халявы было явно больше: их хватило бы как минимум на десять «паровозиков».

«Интересно, какой идиот придумал устраивать праздники под окнами библиотеки?» — думала я, наблюдая за тем, как голова сидящего за соседним столом мужчины странно дергается в такт музыке.