Евгения Михайлова - Роль любимой женщины

Алексей был уверен в том, что говорит, но ему приходилось страшно преодолевать себя. Это плохо. Это ужасно. Ее, нежную, беспомощную, теперь начнут таскать на допросы. Если даже причина в ней, то она-то не виновата. Все это только лишняя боль.

Просто он теперь главный представитель отца. И это его дело – узнать правду, добиться наказания преступника. Алена… Она не могла не притянуть беду к себе и своему мужчине. Она – магнит. Алексей честен. Пусть и она пройдет свою боль. Он ведь когда-то очень хотел, чтобы ей было больно. Отец оставил его мать, когда Алексей был уже взрослым. Он возненавидел Алену заочно, потому что не смог возненавидеть отца. А потом как-то приехал к ним. Что он увидел… Что он почувствовал… Это трудно выразить словами. Но такое нельзя показывать людям. Он понял, почему отец практически запер Алену в клетке. Ее нужно держать в клетке. Они просто сидели за столом, разговаривали, пили чай с какими-то сладостями. Она совершенно не умела готовить, не то что печь, покупала в магазине какую-то дрянь. И отец с детским восторгом восхищался. Отец, который был гурманом, которому не могла угодить ни мать, любившая повозиться на кухне, ни повариха со специальным образованием. А то, чем кормила мужа Алена, – было для него самым вкусным и желанным.

Алексей закрыл глаза и вспомнил то, что он увидел. Увидел это вновь. Отец всего лишь гладил жене руку, поправлял ей волосы, придерживал за талию, когда она вставала из-за стола, задерживал на секунду, а смотреть на это было невозможно. От этих двоих искрило таким бесстыдным током, что Алексею стало не по себе. А он был очень выдержанный, даже воздержанный человек. Его жена истово верующая женщина, для которой все грех. Любить мужа можно только для зачатия детей и только в определенные дни, чтобы дети родились, когда это угодно не им, а Богу. А предохраняться грех, воздержание же – добродетель. За пять лет у них родились трое детей. Для того они и ложились в общую постель, немногим больше раз, чтобы родились эти угодные небесам дети.

Алексей был верен жене и легко выносил такую жесткую для мужчины жизнь. А симпатичные и контактные девушки и женщины на работе оставались для него лишь коллегами. Он смотрел, конечно, порнографические фильмы, но никогда не испытывал болезненного возбуждения. Однообразие пошлости и техники его утомляло до зевоты.

Но, когда отец женился на Алене, Алексей посмотрел несколько фильмов с ее участием. Алена даже в одежде и в самых невинных сценах была такой, что он решил не показывать эти фильмы ни жене, ни детям. А сам иногда позволял себе смотреть на экранные образы молодой мачехи. И чувствовал то же самое, что в тот день на кухне в доме отца.

Он стал ханжой с ханжой-женой? Да, наверное. Или это и есть его суть без религиозного фанатизма. Бывает же такая суть.

Но почему? Почему… Алексей после похорон коснулся губами ее ледяной щеки, а губы все горят и горят. И слезы по отцу, такие больные и жгучие, похожи на стыд перед ним…

Пока Алексею ясно одно. Он в квартиру отца больше не войдет. Все заботы о делах отца, в том числе и кладбищенские, конечно, возьмет на себя. Ведь Алена ни с чем не справится. Он видел, как ее трясло там, на кладбище, как перепуганного ребенка. Она ведь слишком живая. Она сама жизнь.

Алена позвонила Алексею через две недели.

– Алеша, мне нужна твоя помощь. Я хочу найти покупателей на мой пакет акций.

– Зачем? Что-то случилось?

– Да. Позвонила двоюродная сестра. У нее ребенок очень болен. Ставили неверный диагноз, что-то генетическое, а в итоге оказалась опухоль мозга. Теперь четвертая стадия. Только в Израиле берутся делать операцию. Там гряда опухолей. Операция очень дорогая. Деньги нужны срочно. Как раз этой суммы должно хватить.

– Алена, у нас сейчас дела идут хорошо, цена поднимается. Не стоит продавать акции. К тому же скоро ты вступишь в права наследства папиным состоянием. Возьми у меня взаймы нужную сумму, потом вернешь, в любое возможное время. Кстати, почему у тебя нет счета? Отец говорил, что ты сама не хочешь. Это правда?

– Да. Валентин вел все дела. Я не хотела этих денежных проблем. У меня всегда была дома нужная сумма. Я не понимала, что могу остаться без него. Но я не могу взять у тебя в долг. Вообще никогда не беру в долг. Ведь нужно точно знать, что сможешь вернуть.

– Но папин счет…

– Этого долго ждать. А деньги нужны сейчас.

– Если я просто предложу тебе эту сумму?

– Нет. Я хочу продать акции.

– Хорошо. Я помогу. Я все сделаю.

И он все сделал. Алена благодарила и даже прижалась своей головкой в шоколадных волнах к его груди. Опять возникло это странное чувство. Она была старше Алексея на пять лет, а он почувствовал нежность и жалость, пожалуй, более острую, чем ту, что чувствует, когда обнимает родных детей. Он погладил темное золото ее волос. Она убежала, Алексей какое-то время стоял в своем кабинете, пытаясь унять горящие руки. Они чуть было не задержали ее, чтобы Алена ему объяснила то, что он не понимает сам. Что произошло с ними? Изменилось ли что-то или ему так кажется? Он никогда не говорил с ней ни о чем, кроме дел. Он совсем ее не знает. Он даже не знает, зачем ему что-то о ней знать.

Алексей вспомнил, как он однажды вошел в кабинет к отцу, а тот говорил по телефону с женой. Увидел сына и спокойно сказал: «До вечера, моя шоколадная детка». И в этом тоже было что-то такое постыдное, запретное, интимное, чего Алексей не мог себе вообразить. Таким голосом, с интонациями такого предвкушения и обещания никто и никогда не говорил с законными женами в служебном кабинете. В присутствии взрослого сына от первого брака.

Когда стало известно, что отец женился на Алене, один приятель сказал Алексею:

– Повезло этой актрисуле. В такой шоколад влетела.

Алексей тогда даже не понял, что его так покоробило: то, что отец женился на какой-то «актрисуле», оставив его добропорядочную мать, или то, что папа воспринимается всего лишь как денежный мешок для молодой жены. Вот тогда он и нашел фильмы с ее участием, ее снимки в Интернете. Искал аргументы для своего протеста. Он не киноман, но ему было ясно, что Алена не проходная «актрисуля» и дело тут даже не в том, что ее роли главные. Он, далекий от кино человек, понял идеи разных режиссеров. Точнее, это была одна идея: найти воплощение собственного эротического символа. Она была разной в кадре только потому, что разными были мужчины, которые ее снимали и с которыми она снималась. Вот тогда Алексею очень захотелось увидеть, какая она «в шоколаде», созданном для нее его богатым, придирчивым и очень жестким, волевым отцом без киношных любовных соплей и сантиментов, без выставленной напоказ порочности или призыва-демонстрации.