Елена Ворон - Тайна священного озера

Обращался он не ко мне: на плетенном из пальмовых волокон ковре подскочил и стал во фрунт маленький мангуст. У него, видно, с головой тоже непорядок, как у Валентина. Ну, какой разумный зверь будет стоять на задних лапках перед Леонидом Борисовичем, в котором генеральского – один голос, а сам он армии не нюхал?

Мангустов раньше на Антилах не было; зато во множестве водились змеи, и превредные. Вам что-нибудь говорит название «копьеголовый гремучник»? Эта зараза одним духом рождает семьдесят одного детеныша, а ее укус ведет к мучительной смерти. Для борьбы с нею на острова завезли мангустов; славные зверушки со змеями не совладали, но сами расплодились до безобразия.

Вот и у нас в доме поселился Рики. Он не такой симпатяга, как на рисунках в книжке моего детства – и мордочка у него длиннее, и хвост пожиже, но все равно живой Рики-Тики-Тави придает особое очарование дому.

– Вольно! – скомандовал папа Леня, Рики опустился на все четыре лапки и побежал мне навстречу. – Гутен морген, буэнас диас, – приветствовал меня приемный папочка. – Завтрак сегодня вегетарианский, для соблюдения фигуры, – он с кисловатым видом кивнул на огромное блюдо на столе.

На блюде громоздились истекающие соком, ароматные дольки папайи. Я не великая поклонница «тропической дыни», однако мы собираем ее возле дома бесплатно.

– Еще предлагаются овсяные хлопья, замоченные в кипятке, – добавил папа Леня бодрым голосом.

Мой отчим сидел в шезлонге у окна. Одет он был в пронзительно-синие шорты и демонстрировал миру крепкие ноги и начинающее набирать жирок, но пока что упругое брюшко. У папы Лени крупные, величественные черты лица, совершенно не подходящие инженеру по электротехнике, которым он работал в России. Такое лицо требует императорского титула, не меньше.

– Кто знает, где Игорь? – в комнату вошла мамуля.

У меня упало сердце: выходит, брат даже не позвонил. Может, он умер там, в роще?!

Мамуля прошла к телефону на журнальном столике, подняла трубку и послушала сигнал.

– Еще не отключили, – объявила она. – Твой брат, Анастасия, мог бы не заставлять меня волноваться.

Когда провинятся братья, почему-то всегда корят меня. Как будто я их родила и такими воспитала. Мамуля придвинулась к столу, взяла с блюда ломтик папайи и начала аппетитно хрумкать.

– Восхитительно, – она прижмурилась от деланного наслаждения. – Пища богов.

В свои сорок восемь мамуля по-прежнему красотка хоть куда, а ее фигуре позавидует любая молодуха. Счастье, что фигурой я в нее. По дому мамуля непринужденно ходит в вышитых трусиках и лифчике. Это единственная работа, которую она довела до конца: на одной чашечке вышит зимний пейзаж, на другой – летний, а трусики изукрашены золотыми кленовыми листьями. С первого взгляда и не скажешь, что на мамуле нижнее белье.

– Ты подыскала себе мужа? – осведомилась она, прикончив ломтик.

Старшие Бернстайны убеждены, что я каждый божий день слоняюсь по пляжам и кафе в надежде подцепить богатого парня из туристов. Знали бы они, чем я занимаюсь на деле…

– Унылый вид юной красавицы – свидетельство, что достойный кандидат не обнаружен, – изрек папа Леня. – Ищи, душа моя, ищи. Смир-рна! – гаркнул он на бедолагу Рики, и ошарашенный мангуст взвился и встал столбиком.

– Вольно, – вздохнула я и побрела вон из гостиной.

На лестнице мне повстречался Валька с пакетом сухого печенья в руке: он прыгал вниз через ступеньку и был наряжен в одни только плавки. Страсть к наготе – у Бернстайнов семейное. По-моему, это порнография: белые плавки с желтым солнцем на передке, однако Валюха уверяет, будто они пошиты из японского флага.

– Слыхала?! – начал он возмущенно. – Опять кормят папайей и отвратными хлопьями!

– Ненавижу, – согласилась я с младшим братом. – Игорь не звонил?

Если Валентин снял трубку и поговорил с Игорем, он мог и не передать это остальным, с него станется.

В ответ Валька обидно расхохотался.

– Игореха – не дурак, чтобы жрать мерзкую зелень и хлопья. Он свалил от вас навсегда!

Ну и шуточки у моего стукнутого о воду братишки.

– Ты – урод, – пробурчала я, поднимаясь по лестнице.

Это вранье, конечно. Валька сногсшибательно хорош собой. Когда после прыжка он из ревущей, пенистой воды вылезает на скалы – бронзовый от загара, сплошные мускулы, отцовский императорский профиль – туристки яростно ему аплодируют, я свидетель.

– Печенья хочешь? – спросил он снизу.

– Ешь сам. А то не выплывешь, – отозвалась я – и прикусила язычок. Не накаркать бы…

Где же Игорь? Я походила из угла в угол в своей комнате, побродила вокруг дома – среди розового, красного, фиолетового неистовства цветущих бугенвиллей, покачалась в мамулином гамаке. Над крышей соседского дома виднелся снежный конус вулкана, увенчанный лимонной полосой выброшенной серы, словно Нурриальба поверх снежной мантии надел королевскую корону. Над короной курился желтовато-белый дымок, таял в синем небе. Нурриальба – беспокойный сосед, он то и дело погромыхивает и плюется серой и пеплом. Согласно легенде, вулкан – повелитель Гвантигуа и трясет остров в наказание за проделки его жителей.

Поплатится ли кто-нибудь за то, что приключилось с Игорем? Я подскочила в гамаке. Довольно прохлаждаться, ни минуты больше не потеряю! Я побежала переодеться для поездки в центр.

В гараже стояло единственное в семье транспортное средство. На Гвантигуа такие каракатицы зовутся громким именем скутер, а на деле – велосипед с маломощным моторчиком. На нем можно ездить, экологично крутя педали, а можно с треском мчаться, распространяя бензиновую вонь. Я выбираю вонь: позапрошлой ночью Игорь прокрался к соседскому «форду» и через трубочку отлил бензин в две банки с завинчивающимися крышками. Сейчас эти банки стояли в его спальне под кроватью; на этикетке был изображен салат из овощей.

Никому не сказавшись, я залила бензин в бачок скутера и покатила каракатицу по аллее к воротам. На асфальтовой ленточке лежало несколько разбившихся плодов манго. Досадно; такое добро пропадает. Над головой в кронах деревьев возились и орали попугаи, и когда я очутилась за воротами, на седле сиял привет от пернатых друзей человека. Нарвав листьев с окружающей участок живой изгороди, я стерла кляксу, оседлала скутер и двинулась к центру столицы.

Город Гвантигуа лежит на берегу моря в долине. Он с трех сторон окружен лесистыми, ударяющими в синеву небольшими горами, и осенен величавым присутствием Нурриальбы. Слева поднимается заснеженная Голден-Маунтин, вопреки своему названию вовсе не золотая, а синеватая: гора иссечена глубокими складками, в которых лежат голубые тени. Долина в окрестностях города покрыта изумрудными, желто-зелеными, сизоватыми пятнами, а вдали появляется серебристый оттенок инея. Все это – поля, плантации и рощи. На острове выращивают тростник, кокос, манго, бананы, кофе, какао, папайю – всего понемногу.