Александр Грич - Тень иракского снайпера

Когда Брет Леборн исчерпал все мыслимые и немыслимые возможности отделаться от Эмилии, а она продолжала звонить с просьбой о встрече и была мила, но требовательна и неуклонна, Брет решил использовать последний способ, который в его общении с женщинами помогал почти наверняка. Способ простой: если ложь, даже самая изощренная, не приносит результата – надо сказать правду. И это помогает – даже гораздо чаще, чем принято думать. Но, заметим в скобках, если вы решите применить этот принцип и хотите добиться результата, – никогда не начинайте с правды, ибо тогда ваши усилия обречены на провал.

Если бы Брету Леборну дали прочесть все эти откровения в написанном виде, он бы скорее всего очень удивился, поскольку никогда для себя таких тезисов не формулировал. Но интуитивно он действовал именно так. И потому на очередной звонок Эмилии он ответил резко, почти грубо:

– Милая леди, я уже раз сто говорил вам, как ценю ваше творчество. И слышал от вас, как вы цените мое… Так вот, скажу вам о том, о чем за пределами семьи пока не говорил никому. Радуйтесь. Торжествуйте: вы – первая, кто об этом узнает. Я – неудачник. Я на грани банкротства. То есть практически – уже за гранью банкротства, но только этого пока никто, кроме близких, не знает. При этом я не пристрастился к наркотикам – во всяком случае, употребляю их не больше обычного (тут Брет не был правдив), не стал алкоголиком, не проигрывал своего состояния в карты… Вообще – никому не делал ничего плохого. Наверное, если обратиться к штатному аналитику, он подробно расскажет, когда и почему дал течь мой корабль.

А меня такой анализ не интересует… Глупо это звучит или умно, но я вот таков и другим не буду. С вами мы встречались лет десять назад, когда у меня все было если не блестяще, то совершенно стабильно и казалось, что это будет всегда. А вы были тогда способной журналисткой – уже не начинающей, но только набирающей высоту.

А сейчас? Вы в своем деле – звезда первой величины. С вами заигрывают кандидаты в президенты, к вам неравнодушны те, кто хочет сделать карьеру – в политике, в литературе, в науке – все равно. Паблисити! Вот вам Сезам нынешней цивилизации. Вы им всем нужны как воздух.

Но встреча со мной – для чего? Вот я вам уже сказал всю правду. Видит бог, как я этого не хотел. Я не хотел – а вы меня заставили. Торжествуйте и делайте свое интервью. Вы все равно из тех, кто тексты на согласование с автором не присылает, так вот, я наговорил вам больше чем достаточно, микрофон у вас скорее всего включен – о такой возможности вы меня еще в первом нашем раззговоре предупредили, словом, все формальности соблюдены, так что скажите вашей помощнице, чтобы она не забыла мне сообщить, когда в «Кроникл», в разделе «Искусство», появится материал «Взлет и падение Брета Леборна» – ну или что-нибудь в таком роде.

Довольны теперь?

Эмилия выслушала монолог, ни разу не перебив художника. И когда он замолчал, наступила пауза.

– Вы еще на линии? – спросил озадаченный Леборн.

– Я все внимательно слушала, – сказала Эмилия. – И микрофон был включен, вы абсолютно правы. Но эту запись я использовать не стану – мне это не нужно. У меня к вам один вопрос: когда вам удобнее встретиться – сегодня или завтра?

– Сегодня! – сказал Брет почти без паузы и сам удивился тому, что говорит. – В пять, если хотите…

Так они встретились. И гуляли по саду, и Брет показал журналистке тренажерный зал, где стоял тренажер его собственного изобретения для мышц спины и одновременно для коленных суставов – Брет им очень гордился. Потом, уже совсем в сумерках, пришли в «Галерею Неудачников». Брет налил гостье собственного изготовления кофе, заваренный в джезве на горячем песке. Добавил коньяка – он знал толк в напитках! Себе плеснул неизменный свой скотч и зажег свет.

– Кофе у вас чудесный, – сказала Эмилия, сделав два маленьких глотка. – А вот портретов вашей работы я никогда не видела. А тут – несколько сразу, и один другого лучше.

– А, ерунда! – махнул рукой Брет. – То есть мне самому они нравятся, но пока я ничего, кроме неприятностей, от них не получил. Знаете, как называется у нас дома место, где мы с вами сидим? «Галерея Неудачников». Мои обиженные приятели с негодованием вернули работы, которые я для них сделал. Заметьте, сам сделал, без заказа и о деньгах с ними вообще не разговаривал…

– Нашли чему удивляться, – произнесла Эмилия, допивая кофе. – Портреты действительно хороши. Очень хороши. Вот этого вашего персонажа, Фреда, я довольно хорошо знаю. И вот вы сумели написать портрет скупца. Как вам это удалось – понятия не имею. Но удалось. А Фред этот в жизни не то чтобы прячет свою скупость, он скорее ею гордится, но для себя он называет ее другими словами: бережливость, скажем, или рачительность… Но в том-то и сила вашего портрета, что про этого человека, даже не зная его, скажешь – вот скупец…

Так что не удивляйтесь, что портреты вернули. Еще, наверное, и сцены были, и выяснения отношений?

– Да уж… – вздохнул Брет.

– Но вот этот юноша с пламенным взором, явно поэт или, во всяком случае, человек, который живет вдохновенно, хотя и бестолково, – объясните, он за что на вас обиделся?

Брет посмотрел на Эмилию с уважением.

– Он – ни за что. Ему не на что обижаться. Его просто сейчас нет во Фриско. Он сказал, что, когда вернется, заберет портрет немедленно, повесит его у себя в кабинете и будет на него смотреть, когда с ним случится очередной приступ черной меланхолии. Это Фельдлефер, гениальный, говорят, компьютерщик. Простите, я ничего в этом не понимаю, потому и назвать его профессию точно не могу…

Они разговаривали с Эмилией долго – и это было не интервью, а просто беседа двух старых добрых знакомых. Обоим не хотелось расставаться, но в одиннадцатом часу Эмилия все-таки попрощалась. У автомобиля Брет поцеловал ей руку и после на вопросы жены ответил сдержанно: «Хороший был вечер». И, уже засыпая, поймал себя на мысли, что о будущем материале, для подготовки которого и приезжала Эмилия, он у нее не спросил.

«И не буду спрашивать, – решил он про себя, засыпая. – Так или иначе, что сделано, то сделано. Ладно, – думал Брет, – ничего худшего, чем ожидалось, не произойдет, какая бы там ни была публикация».

Однако прошла неделя, другая – в «Кроникл» ничего не появлялось, сама Эмилия тоже не звонила. Первое время Брет разворачивал свежие номера с нетерпением – все же интересно было, что напишет Стоун. Потом перестал вообще брать газету в руки. Он уже давно демонстративно не читал ни газет, ни журналов, объясняя это тем, что жить без навязываемой ему извне излишней информации для него значительно проще и легче.

О публикации ему напомнили совершенно неожиданно, когда о приятном вечере с Эмилией Стоун Брет, честно говоря, и думать забыл.