Семён Колосов - Мертвецам не дожить до рассвета. Герметичный детектив

– А меня, братцы, отцом Михаилом звать, – вмешался священник, всё лицо заливая улыбкой. Он подошёл к машинистам и не по-монашески, резкими движениями, пожал им руки.

– Так угля, говорите, у вас нет, – задумчиво сказал Павел Нелюбин, разглядывая зал. – Совсем нет?

– Ничего нет, всё война забрала, – ответил станционный смотритель.

– А что это за склад там?

– Пустой, в нём уже давно ничего не хранится, да и хранить-то нечего.

Дверь отворилась, и явился человечек. Он запер засов и, стряхивая с плеч снег, оглядел зал.

– Ну как там, Колька? – обратился к вошедшему Тихон.

– Всё, дальче не поедет. Если сейчас тронемся, то вёрст на пять ещё хватит, а там всё… – и махнул рукой. – Нам ещё повезло, что на станции встали, а кабы не дотянули или только полустанок какой попался, так бы и помирали с холоду. Эко, метёт…

Вологодец закончил, и его чудная, непривычная окающая речь эхом заполнила зал, но и она, отзвенев, затихла, воцаряя неловкое молчание.

– Не шибко тепло у вас в зале, – сказал Тихон и глянул на станционного смотрителя.

– Подсобите, так мы лихо в трубы жар нагоним, – ответил тот и развернулся к одной из дверей.

– Колька, помоги ему, – скомандовал Тихон.

Вологодец пошёл за станционным смотрителем.

Помимо двух дверей, которые выходили на улицу, в зале было ещё три, ведущих во внутренние помещения вокзала. Одна вела в покои станционного смотрителя. Между ней и второй дверью располагалось окошечко кассы вокзала. Вторая дверь вела в просторное помещение, где стоял отопительный котёл. Третья дверь разместилась напротив, в другом конце зала, возле буфета.

Коля вошёл в комнату с котлом, и в шинели ему стало жарко. Большая раскалённая бочка дышала теплом. Он кочергой отворил дверцу и глянул в топку: туда могла поместиться приличная куча дров.

– Эко, какая громадина, – восхищённо сказал машинист.

От котла к стенам шло несколько плотных железных труб, которые призваны были разносить по зданию тепло, подобно тому, как сердце в теле гоняет кровь. Станционный смотритель повернул вентиль, давая воде путь к радиаторам застывшего зала.

– Нужно бы есшо подбросить. Неважно горит, – сказал Колька, забрасывая последние два полена, лежащие возле котла.

– Сейчас ещё принесу.

Станционный смотритель удалился в свои покои, а Колька принялся наводить порядок в топке, перемещая угли и поленья из угла в угол. Знакомый с подобной техникой, а особенно с котлами, он легко разобрался, какая труба куда ведёт, и что здесь и как устроено.

Станционный смотритель вернулся, и Коля забросил все принесённые поленья в печь.

– Ещё бы, будем почаще подлаживать.

– Колоть надо, – объявил станционный смотритель. – У меня на складе только неколотые остались. Здесь больше нет.

Застегнулись, пошли на склад. Пошли все, даже батюшка импульсивно сорвался, желая подсобить общему делу. Возвышающийся косой громадиной склад был даже не заперт, потому как запирать там, собственно, было нечего. Ничего кроме дров, небольших кучек сена да какого-то хлама.

Каждый взял по три-четыре полена и отнёс их в вокзальный зал. Сделав всего одну ходку, они уменьшили запас дров станционного смотрителя почти на треть.

– Не густо у тебя дровишек, хозяин, – обратился к нему Тихон. – Как зимовать-то собираешься?

– Так, что… Лес рядом, сколь надо нарублю, когда метель поутихнет, а на первое время хватит, а совсем уж невмоготу станет, так буфет разберу, он всё равно сейчас не за надобностью.

Коля раскочегарил котёл, остывшая вода медленно поползла по окоченелым трубам. Из котельной уже валил жар, а радиаторы всё ещё были холодными. Упрямый чугун не поддавался ласкам тёплой воды.

– Как хитро у вас тут всё устроено, – торопливым говором ворковал Коля, оглядывая радиаторы. – А что у вас там? Я снаружи видел какие-то стёкла.

Он встал около двери, расположенной возле буфета. Отопительная труба уходила в стену за дверь.

– Там оранжерея, – нервно сказал станционный смотритель, переводя взгляд с одного незваного гостя на другого. Они все разбрелись по залу и задавали вопросы, донимая смотрителя.

Как часто ходят паровозы, куда да с чем идут, спрашивал Тихон. Можно ли на всех заварить чай, интересовался вдруг опомнившийся отец Михаил. Откуда здесь оранжерея, хотел узнать Павел Нелюбин.

– Я скажу жене про чай, – не отвечая почти никому, сказал Степан Тимофеевич и удалился в свои покои.

Два машиниста последовали примеру отца Михаила и уселись за пыльный столик буфета, стряхивая пыль рукавами. Один лишь Коля бесцельно бродил по залу, заглядывая то в окна, то на потолок.

– Так вы священник? – спросил Павел.

– Да, сын мой, впрочем, я обычный человек и заслуживаю не большего внимания, чем любой другой.

– Это верно, – грубо сказал Тихон, хмуро сведя редкие брови на своём уродливом лице.

В зале раздался негромкий скрипящий крик.

– Смотрите-ка, тут птица, – бойко воскликнул Коля, заметив в клетке ворона.

Птица, оживившись от оцепенения, что-то выстукивала клювом.

Все трое поднялись и подошли к ворону. Он сидел, не двигаясь, вцепившись когтями в извилистую ветку дерева. Когда люди приблизились, птица повернула свою голову, обводя их взглядом. И когда его взор достиг Тихона, ворон на момент замер, а потом, словно вцепившись в него своими крохотными глазками, издал протяжный, как скрежет, крик, широко раскрывая острый чёрный клюв и обнажая свою розовую пасть. Ворон злобно шипел и заходился на Тихона своими вороньими ругательствами.

– Эко, как гаркает, – довольно заключил Коля.

– Глупая птица, – недовольно сказал Тихон.

– Это ты зря, вороны среди птиц самые умные, – отозвался Павел Нелюбин.

– Нечего тут смотреть, – буркнул Тихон и вернулся на своё место.

Коля же шустро подбежал к окнам и, найдя там мёртвую сухую муху, бросил её в клетку к ворону, но птица не отреагировала на подачку.

– Aquila non captat muscas, – по-латыни сказал Нелюбин, а затем перевёл свои слова. – Орёл не ловит мух.

– Так вы знаете латынь, – удивился священник.

– Н-н… так… – смутился машинист.

– У вас тут ворон, – сказал Нелюбин станционному смотрителю.

– Да, достался от нашего барина. Его тут… (станционный смотритель запнулся) …недавно разграбили, вот я и забрал птицу себе.

– Какой барин? – удивившись, спросил Нелюбин.

– Дмитрий Олегович Костомаров. Его имение в семнадцати верстах отсюда на юго-востоке. Пару месяцев назад какие-то негодяи разграбили его имение Дмитрово, а самого барина убили. Я решил забрать птицу себе.

– А почему негодяи? – вмешался Тихон. Его глаза горели недобро.

– Ну как… – смешался станционный смотритель, – они наглумились над его женой и племянницей, а самого Дмитрия Олеговича убили…