Мария Очаковская - Роковой сон Спящей красавицы

– Надо же, какой фанатизм. Я-то думал, что этим страдают только подростки, – протянул Павленко, который слушал свою визави, не перебивая, и на лице его нарисовался неподдельный интерес. – Наверное, эта Эвелина была одинокой? Отсутствие личной жизни и все такое… – предположил он.

– В случае с Курнанд вы угадали… Заполнение пустоты за счет чужой, более насыщенной, сценически привлекательной жизни. Это уже вотчина психологов, пусть они объясняют, в чем заключается феномен или мания поклонничества, – ответила Арина. – Я лишь перечисляю вам некоторые факты, среди которых известны и такие, когда замужние и, казалось бы, вполне благополучные женщины, узнав о смерти своего кумира, совершали акт самоубийства. Так было, когда умер Рудольфо Валентино, актер немого кино, секс-символ 1920-х. Кстати, вспомнила, два самоубийства произошли и на могиле Лемешева в 1977 году.

– Но это же болезнь?! – воскликнул Павленко.

– Да, в крайних своих проявлениях поклонники – люди с больной психикой, – согласилась Арина, искренне удивляясь тому, как мало похож этот их разговор на допрос. – Вот вам еще один вопиющий случай, возможно, вы о нем слышали, с похищением из могилы тела Чарли Чаплина!

– Того самого? Который… «Огни большого города»? Но зачем?

Арина пожала плечами:

– Я предполагаю, что в душе у каждого поклонника живет мечта о некой сказке, которая гонит его из дома – от серой скучной обыденности на поиски идеала, кумира, талантливого, харизматичного, сексуального. И эта мечта побуждает его к действию. Если для подавляющего большинства поклонников главным является служение своему кумиру, то у нездоровых, психически нестабильных людей мечта обретает болезненные формы: патологическое стремление к сексуальной близости с артистом, ревность, месть из-за какой-нибудь ерунды, фетишизм…

– Фетишизм? – переспросил Павленко. – Вот про это, если можно, поподробнее.

– Думаю, фетишизм поклонников имеет нематериальный характер, – после паузы ответила Арина. – Известно, к примеру, что одна фанатичная дамочка воровала окурки из пепельницы Александра Блока и хранила их в коробочке под подушкой. А у актрисы Варвары Асенковой однажды украли огарок свечи, при свете которой она учила свои роли. Сейчас мало кто помнит Асенкову, а если и вспоминают, то только в связи с выходками ее поклонников. Один из них, вероятно, отвергнутый и желавший отомстить, как-то раз скупил первый ряд партера в день ее спектакля и посадил в него лысых мужчин. В зале начался жуткий хохот. Актриса убежала за кулисы, представление было сорвано. – Увидев сияющую лысину собеседника, Арина осеклась.

Но тот вполне себе добродушно отпустил короткий смешок.

– Да уж, над нами, лысыми, все смеются. Должен вам заметить, Арина Ивановна, что вы очень интересный собеседник, – произнес он с улыбочкой и продолжил: – Однако все, что вы рассказываете, дела давно минувших дней. А у нас на дворе – XXI век. Лемешев умер в 77-м году, и сейчас его поклонницам, пусть даже самым молоденьким, должно быть уже под семьдесят. И как это, по-вашему? Старики-разбойники спланировали и осуществили кражу в музее? Правдоподобно ли это?

– Знаете, лет двенадцать тому назад из музея пропала очень ценная запись Гостелерадио, единственная в своем роде, когда Лемешев пел Вертера Масне. Я тогда здесь не работала, поэтому все обстоятельства похищения мне неизвестны… – подумав, отозвалась Арина. – Однако похититель известен всем. Эту запись украла давняя поклонница тенора, весьма неприятная особа и очень пожилая. Все знают, что взяла она, но сделать ничего не могут. Сколько раз ездили к ней домой, просили отдать, но старуха с характером, обругала всех и даже дверь не открыла. Она и сейчас, кажется, жива. Могу вам ее адрес черкнуть.

Павленко нахмурился:

– Непременно адрес ее мне… Но вернемся все же к украденному ежедневнику. Возможно, в нем что-то было такое… примечательное?

– Да нет, обычные записи. Там и о работе, Лемешев в это время уже преподавал, и о личном. Семейные праздники, сувениры жене, дочери. Визиты к друзьям. Кое-какие имена, номера телефонов…

– Есть ли фотокопии страниц ежедневника?

– Мы делали копии только того, что было нужно для выставки, – размышления артиста о поклонницах.

– Жаль, жаль, жаль… А теперь, если не возражаете, поговорим про день кражи. – И Павленко посмотрел на часы. – Скажите, как так получилось, что в ту пятницу сразу после экскурсий был назначен демонтаж выставки? Разве так делается?

– Вы правы, обычно демонтаж проводится после закрытия. Но бывают исключения, – уклончиво ответила Арина. Она дипломатично умолчала об участии директора в этом вопросе и принялась объяснять про сжатые сроки, про Тамбов и про следующую, стоящую в плане юбилейную выставку.

В это время на столе перед Павленко зазвонил мобильный, бросив взгляд на дисплей, тот извинился и вышел. Разговор, по всей видимости, был неприятный – вернувшись, он больше не улыбался, лишь досадливо кивнул на часы и предложил продолжить разговор в следующий раз:

– Спасибо вам, Арина Ивановна. Очевидно, нам придется встретиться еще раз. Я бы попросил вас никуда не уезжать из Москвы.

Когда Арина была уже в дверях, Павленко окликнул ее:

– Кстати, по поводу сигнализации. Простите, кто дал указание ее отключить в день кражи?

Познавательная «беседа» со следователем наконец закончилась, равно как и действие успокоительных таблеток. А ведь Арине еще нужно было зайти к начальству – утром ей звонил Кабулов.

«Вот молоток мужик! В конце концов, вся эта жуткая запарка последних дней на его совести! – размышляла она и злилась. – Сам же настаивал. Мол, не волнуйтесь, отработаем день, а демонтаж начнем часов с пяти. Аргументы приводил, дескать, шефские группы, статистика для министерства». И вопреки отчаянным протестам Арины размашисто подписал приказ.

В итоге этого последнего дня и не хватило! Правда, тогда, на мажорной статистической ноте, Кабулов подмахнул Арине трехнедельный отпуск:

– Не вопрос! Закроете выставку и отдохнете.

Администрация музея находилась в другом здании, через дорогу, минута ходу. И Арина вернулась к себе за плащом – в конце октября погодка не радовала. На ближайшую неделю обещали дожди. Отличное отпускное времечко!

В вестибюле Арина наткнулась на Софью Семеновну и Дину, ее сменщицу, которой посчастливилось не работать в ту роковую пятницу. А вот Софья Семеновна, всегда такая улыбчивая и жизнерадостная, заметно сникла. Женщины стояли у кассы и вполголоса переговаривались, почти шептали, теперь в музее все так говорили – тихо, вкрадчиво, скорбно, как в доме покойника.

– Ой, Ариночка, вас Кабулов спрашивал, – шепотом сообщила ей кассирша, выдавив из себя слабую улыбку. – Кстати, вы уже слышали последние новости? Помните, на последней экскурсии была посетительница в красном кашне и зеленой кофте? – в ее шепоте прозвучали заговорщицкие нотки. – Вы подошли, а мы еще тут все вместе беседовали…