Карен Макманус - Один из нас лжет

– Мать Саймона? – спрашиваю я. – Зачем?

– Она спросила, буду ли я нести гроб на похоронах. Я сказал, что конечно. Я же не мог отказаться?

Иногда я забываю, что Саймон и Джейк были друзьями в младших и средних классах, пока Джейк не стал спортсменом, а Саймон… тем, кем он стал. Джейк в девятом классе попал в футбольную команду школы и подружился с Купером, который уже был легендой «Бэйвью» и своей подачей чуть не вывел нашу среднюю школу в мировой чемпионат малой лиги. К десятому классу они были королями, а Саймон – каким-то странным типом, с которым Джейк был когда-то знаком.

Я подозреваю, что Саймон мог запустить «Про Это», чтобы произвести на Джейка впечатление. Он выяснил, что типом, который доставал одиннадцатиклассниц, присылая им непристойные фотографии, был один из соперников Джейка по футболу, и рассказал об этом в приложении, которое называлось «После Школы». Сообщение на пару недель привлекло внимание к себе – и к Саймону. Может быть, впервые в «Бэйвью» его кто-то заметил.

Джейк, наверное, похлопал его по спине и забыл об этом, а Саймон пошел дальше и создал собственное приложение. Спрос на сплетни сейчас не слишком велик, поэтому Саймон стал помещать материалы куда более мелкие и личные, чем скандал с сообщениями сексуального характера. Его больше никто не считал героем, но зато начинали остерегаться, и я думаю, что для Саймона это было ничуть не хуже.

Джейк обычно защищал Саймона, когда наши друзья ругали его за «Про Это». «Он же не врет, – возражал он. – Не делай того, чего стыдишься, и проблем у тебя не будет».

Иногда Джейк видит все черно-белым. Это легко, если никогда не совершаешь ошибок.

– Но завтра вечером мы все равно едем на пляж, если ты не против, – напоминает он, накручивая мои волосы себе на палец.

Он говорит так, будто решение остается за мной, но мы оба знаем, что нашу социальную жизнь организует он.

– Конечно, – подтверждаю я. – А кто еще едет?

Только не Т. Д.!

– Купер и Кили должны быть, хотя она не знает, хочет ли он. Луис и Оливия. Ванесса, Тайлер, Ной, Сара…

Только не Т. Д.!

– …и Т. Д.

Бр-р-р!

Не знаю, то ли это мое воображение, то ли действительно Т. Д., который появился на окраине нашей компании как новичок, начинает пробираться в ее центр. И именно в тот момент, когда мне хочется, чтобы он вообще исчез.

– Отлично, – бросаю я, вытягиваюсь и целую Джейка в щеку. В это время дня он уже немного колючий. В прошлом году такого еще не было.

– Аделаида! – доносится снизу голос моей матери. – Мы уходим!

Они с Джастином чуть ли не каждый вечер ездят в центр, обычно в рестораны, но иногда в клубы. Джастину только тридцать, и он все еще очень любит тусоваться. Матери это нравится, особенно когда ее принимают за его ровесницу.

– О’кей! – отзываюсь я, и дверь захлопывается.

Через минуту Джейк наклоняется и целует меня, его рука скользит мне под блузку.

Многие думают, что мы с Джейком спим с девятого класса, но это не так. Он хотел подождать до одиннадцатого класса, до бала. Это было серьезное мероприятие: Джейк снял навороченный номер в отеле и украсил его свечами и цветами, а мне купил потрясающее белье от «Викториа сикрет». Я, наверное, была бы не против чего-то более спонтанного, но знаю, что мне невероятно повезло: иметь бойфренда, который так серьезно продумывает мельчайшие детали.

– Ты не против? – Джейк вглядывается в мое лицо. – Или хочешь просто куда-нибудь сходить? – Он поднимает брови, будто действительно ждет ответа, но его рука медленно движется вниз.

Я никогда не отказываю Джейку. Моя мать, когда мы с ней впервые покупали для меня противозачаточные, сказала: «Если ты слишком часто говоришь «нет», очень скоро появится другая, которая будет говорить «да». И вообще, я хочу этого не меньше, чем он. Я жду этих моментов близости с Джейком – я бы вползла внутрь его, если бы могла.

– Более чем не против, – шепчу я и тяну его на себя.

Четверг, 27 сентября, 20.00

Да, я живу в том доме. В том самом, проезжая мимо которого говорят: «Поверить не могу, чтобы люди здесь жили». Мы и есть эти люди, хотя сказать, что мы здесь живем, будет некоторой натяжкой. Меня здесь почти никогда нет, а папаша мой, как правило, полумертв.

Наш дом на дальнем краю Бэйвью – грязный, одноэтажный, из тех, что покупают под снос. Он маленький и уродливый, с единственным окном спереди. Труба стала сыпаться, еще когда мне было десять. Через семь лет все остальное посыпалось вместе с ней: краска облезла, ставни перекосились, бетонные ступени крыльца покрыли широкие трещины. Двор ничем не лучше. Трава почти по колено и желтая после летней засухи. Я когда-то косил ее время от времени, а потом плюнул – пустая трата времени.

Когда я вхожу, отец лежит на диване в отключке, а перед ним – пустая бутылка из-под джина «Сиграмс». Папаша считает, что ему повезло, когда он несколько лет назад, будучи уже алкоголиком, но еще работоспособным, упал с лестницы, перекрывая крышу. Он получил компенсацию и группу инвалидности, так что ему назначили пенсию. Для такого, как он, это все равно что в лотерею выиграть. Сейчас он может беспрепятственно пить, а деньги капают. Но не очень много. А мне хочется иметь кабельное телевидение, держать мотоцикл в рабочем состоянии и иногда есть еще что-нибудь, кроме бигмаков и сыра. Поэтому я нашел подработку и сегодня четыре часа после школы развозил по графству Сан-Диего пластиковые пакеты с обезболивающим. Это совсем не то, чем мне следует заниматься, особенно после того, как летом меня взяли за травку и дали испытательный срок. Но другой работы, которая бы настолько хорошо оплачивалась и требовала бы так мало усилий, нет.

Я направляюсь в кухню, открываю дверцу холодильника и вытаскиваю остатки китайской еды. Под магнитом – фотка с завернувшимся углом, потрескавшаяся, как разбитое окно. Отец, мать и я, когда мне было одиннадцать, – как раз перед тем, как она сделала ноги.

Она страдала биполярным расстройством, а лекарства не принимала, так что не такое уж у меня при ней было чудесное детство. Мое самое раннее воспоминание: она бросает тарелку, потом сидит на полу среди осколков и плачет навзрыд. Однажды я вышел из автобуса и увидел, как она выбрасывает из окна все наши вещи. Часто она целыми днями сидела в углу кровати не шевелясь.

Но в маниакальной стадии у нее бывали просветления. На мой восьмой день рождения она отвела меня в универсальный магазин, дала тележку и велела класть в нее все, что я захочу. Когда мне исполнилось девять и я увлекся рептилиями, она сделала мне сюрприз – поставила в гостиной террариум с бородатой ящерицей. Мы назвали зверя Стэном в честь основателя «Марвел» Стэна Ли, и он живет у меня до сих пор. Эти твари вечны.