Юлия Алейникова - Клад последних Романовых

– Что ж, в этом есть смысл. Как вы справедливо заметили, наше с вами будущее крайне зыбко, нельзя поставить порученное нам дело в зависимость от нашей жизни или смерти. Давайте найдем хранителя тайны. Человека, которому мы сможем доверять. Человека, преданного Их Величествам. У вас есть такой на примете? – вскинул взгляд на полковника Жильяр.

– До Февральской революции и назначения в марте семнадцатого года комендантом Александровского дворца и до высылки из Царского Села Августейшей Фамилии я был простым боевым офицером, поэтому малознаком с окружением Их Величеств. Так что я полностью полагаюсь на ваш выбор и ваше мнение.

– В таком случае я должен подумать. К тому же надо решить, как передать доверенному лицу сведения. Мне это представляется делом рискованным, – задумчиво проговорил Жильяр.

– Согласен. Но тянуть с этим вопросом не стоит.

Они пожали друг другу руки, словно заключив договор, и полковник, кивнув на прощание Жильяру, поспешил покинуть комнаты семьи.

Но ничего они предпринять не успели. Самочувствие Алексея Николаевича улучшилось, и его вместе с сестрами решили переправить в Екатеринбург. С ними отправился и Жильяр. Отряд Особого назначения был расформирован за ненадобностью, часть солдат отправили сопровождать Великих Княжон и наследника в Екатеринбург, остальных передали в распоряжение Совета. Полковник Кобылинский был освобожден от занимаемой должности, в Екатеринбург его не взяли.

Все, что успели они сделать с Петром Андреевичем Жильяром, это составить список возможных доверенных лиц в Петрограде, которым можно было доверить тайну царских сокровищ. Но тайну того, где он укрыл Малую корону Ее Величества, Евгений Степанович никому доверить не решался, даже Клавдии Михайловне, с которой вскорости обвенчался.

О случившейся в Екатеринбурге трагедии Евгений Степанович и Клавдия Михайловна узнали только после занятия Тобольска частями Колчака и начала следствия по делу об убийстве царской семьи.

Тогда же довелось им встретиться и с Пьером Жильяром, который чудом избежал расстрела в Екатеринбурге. Его по прибытии в город отделили от Великих Княжон, и ему, как и няне Александре Теглевой, и баронессе Буксгевден, и учителю английского языка мистеру Гиббсу, пришлось уехать в Тюмень. Но и это не спасло бы их от неминуемой расправы, если бы не наступление белых частей. Выжил и дворецкий Чемодуров, забытый комиссарами в тюремной больнице, сбежал по дороге на расстрел и чудом выжил камердинер Государя Волков.

Разыгравшаяся в Ипатьевском доме трагедия произвела ужасное впечатление на всех тех, кто волей судьбы уцелел, не попал в жернова революции. И теперь, встретившись в Омске, они с горечью и грустью вспоминали павших жертвами красного террора фрейлину Анастасию Гендрикову, камер-лектрису Шнейдер, генерала-адъютанта Татищева, князя Василия Долгорукого, которые до последней минуты оставались верными своему Государю. Всех их без суда и следствия расстреляли глухой ночью, выведя за город на ассенизационные поля. Расстреляли в упор и сбросили в ямы. Расстреляли и как предателей революции матросов с яхты «Штандарт» Ивана Седнева и Климентия Нагорнова, до последнего верно служивших своему Государю.

– Евгений Степанович, а что же теперь делать нам с вами? – дождавшись удобной минуты и отведя в сторону полковника Кобылинского, спросил Жильяр. – Как быть с порученным делом?

– Государь еще в Тобольске распорядился в случае несчастья с семьей передать все ценности Ее Величеству вдовствующей императрице Марии Федоровне или любому члену семьи Романовых, кому это будет возможно, – едва слышно ответил Евгений Степанович.

– Но боюсь, даже с приходом к власти Верховного главнокомандующего мы не сможем этого выполнить. Проезд через всю Россию на юг с таким грузом немыслим, – в ужасе покачал головой Петр Андреевич.

– Согласен. Я думаю, в данный момент нет никакой необходимости рисковать ценностями. Пусть они хранятся, когда сложится подходящая ситуация, мы их переправим адресатам. А кстати, каковы ваши дальнейшие планы, Петр Андреевич?

– Пока что останемся в Омске, подождем, когда смута завершится. А далее постараемся вернуться в Петербург. Госпожа Теглева и мистер Гиббс придерживаются тех же планов.

– Что ж, я тоже полагаю остаться на Урале. А следовательно, срочной надобности что-либо предпринимать по нашему делу нет.

Прошло еще несколько тревожных лет, и вот уже покатилась назад белая волна, теснимая красным половодьем. Назад к берегам Тихого океана, к границам России, она слабела, таяла, испарялась. И вместе с этой волной покидали Россию люди, не видевшие себя в новой жизни, не понимавшие и боявшиеся ее. Покинул Россию мистер Гиббс, отправился в долгий путь Пьер Жильяр, прихватив с собой Александру Теглеву и следователя по особо важным делам Соколова с семьей, того самого, что вел дело об убийстве царской семьи. Долгим кружным путем отправились они в Швейцарию через Харбин и Америку.

А вот полковник Кобылинский остался. Дорого ему обошлось нежелание расстаться с Родиной. Пришлось ему посидеть в концлагерях, даже рождения сына своего не увидел. Пришлось Клавдии Михайловне одной, без него выживать. Но Бог милостив. Не хватало в Красной Армии грамотных кадров, и призвали его в числе прочих офицеров царской армии, кто согласился с новой властью сотрудничать, в армию. Но не в действующую армию, поскольку здоровье Евгения Степановича после старой контузии, ранений и лагерей сильно пошатнулось, а в канцелярию, делопроизводителем. Что ж, и на том спасибо. Кусок хлеба хоть какой, а обеспечен. У семьи крыша над головой. А вскоре его за усердную работу даже повысили до старшего делопроизводителя, и даже до казначея Пятой армии, правда, долго его в армии терпеть не стали, и уже в тысяча девятьсот двадцать первом году отправили в отставку с такими же, как он, бывшими офицерами-белогвардейцами. Отправили на жительство в маленький уездный городишко на Волге, в Рыбинск, поставили на учет в ГПУ. И потекла новая жизнь. Тихая, провинциальная. Подрастал сын Иннокентий. Евгений Степанович устроился на работу статистиком в губернское статистическое бюро. Клавдия Михайловна преподавала иностранные языки на рабфаке, давала частные уроки.

Надежды на возрождение монархии и прежней жизни безвозвратно умерли. О царской семье, расстрелянной в подвале Ипатьевского дома, вслух никогда не вспоминали, и временами казалось, что и вовсе ничего этого с ними не было.

Жили как скромные советские служащие, ходили на работу, на первомайские демонстрации, в кино, читали книги, слушали политинформацию. Не высовывались. А в двадцать шестом году Евгения Степановича сняли с учета в ГПУ.