Роберт Гэлбрейт - Смертельная белизна

К телефону подошел ее отец.

– Здрасть… Можно Робин?

– Робин? Ее, к сожалению, нет дома – уехала в свадебное путешествие.

Страйк плохо понимал, что ему говорят.

– Алло? – напомнил о себе Майкл Эллакотт и раздраженно добавил: – Опять пресса? Моя дочь в настоящее время за рубежом, попрошу больше сюда не звонить.

Повесив трубку, Страйк продолжал вливать в себя пиво, пока не отключился.

Гнев и досада не покидали его несколько дней, хотя кто угодно мог бы ему сказать, что он не имеет права вторгаться в личную жизнь своих подчиненных. Но Робин покорно села в самолет вместе с человечишкой, которого он про себя называл не иначе как «мудилой». И тем не менее, отсиживаясь, пока его имя не забыли новостные программы, в «Трэвелодже», с запасом пива и новым зарядным устройством, он все время ощущал на себе какой-то груз, очень похожий на депрессняк.

Чтобы только избавиться от навязчивых мыслей о Робин, Страйк в конце концов нарушил свою добровольную ссылку, приняв приглашение, от которого в другое время уклонился бы любым способом: согласился поужинать с инспектором сыскной полиции Эриком Уордлом, его женой Эйприл и их приятельницей Коко. Страйк не сомневался: встреча задумывалась ради банального сводничества. Коко и раньше допытывалась у Уордла, стоит ли ей рассчитывать на внимание Страйка.

Миниатюрная, гибкая, очень хорошенькая, с томатно-рыжими волосами, она работала в тату-салоне, а в свободное время танцевала стриптиз. Страйк мог бы распознать сигналы опасности. Еще ни капли не выпив, она стала вести себя чересчур смешливо, даже истерически. С такой же легкостью, с какой Страйк выпил девять банок «Теннентс», он привел ее к себе в «Трэвелодж» и уложил в постель.

Потом Коко домогалась его чуть ли не месяц. Страйк был отнюдь не в восторге, хотя, когда ты залег на дно, скрываясь от прессы, временным подругам не так-то просто тебя выцепить.

По прошествии года Страйк так и не понял, почему Робин не уходит от Мэтью. Оставалось только предположить, что она, ослепленная глубиной своих чувств, не видит его истинной сущности. Что же до Страйка, у него завязались новые отношения, длившиеся уже десять месяцев. После расставания с Шарлоттой, единственной, кого он рассматривал в качестве будущей жены, таких длительных связей у него не случалось.

Эмоциональная дистанция между сыщиком и его напарницей стала простым фактом повседневного существования. Робин как сотрудница не вызывала никаких нареканий. Все его указания она выполняла быстро и тщательно, проявляя инициативу и сообразительность. Вместе с тем он стал замечать у нее какие-то несвойственные ей прежде черты. В его напарнице появилась едва заметная нервозность, а однажды, когда дело коснулось распределения обязанностей между ею и другими работниками, он даже встревожился, перехватив нехарактерный для нее отсутствующий взгляд. Он знал некоторые симптомы посттравматического стресса, а ведь она пережила два нападения, грозившие смертельным исходом. В Афганистане, потеряв полноги, он тоже временно утратил контроль над сознанием – и вдруг, стремительно и внезапно выхваченный из реальности, перенесся к тем считаным секундам обостренного предчувствия и ужаса, которые предшествовали взрыву его «викинга», инвалидности и окончанию военной карьеры. С той поры он терпеть не мог сидеть рядом с водителем и до сих пор видел во сне кровь и смертельную агонию, от чего просыпался в поту.

Между тем, когда он сделал попытку спокойно и уверенно, как и подобает руководителю, обсудить с Робин ее психическое состояние, та решительно перебила его, причем с обидой, которую он для себя объяснил увольнением. После этого, по его наблюдениям, она порывалась брать на себя те задания, которые требовали определенной изворотливости, а также ночных вылазок; ему стоило многих усилий организовать работу так, чтобы незаметно для нее поручать ей самые безопасные, рутинные дела.

Друг с другом они держались сухо, приветливо и официально, затрагивая личные темы только по необходимости и в самом общем виде. Робин и Мэтью недавно переехали, и Страйк настоял, чтобы она взяла целую неделю для обустройства на новом месте. Робин сопротивлялась, но Страйк взял верх. Почти весь год, напомнил он ей непререкаемым тоном, она работала практически без выходных.

В понедельник недавно нанятый и совершенно никчемный, да к тому же самонадеянный сотрудник, некогда служивший в военной полиции, но прежде незнакомый Страйку, въехал на своем мопеде в зад такси, за которым должен был следить. Страйк уволил этого болвана без сожаления, но сначала выместил на нем накопившуюся злость: арендодатель – владелец офисного здания на Денмарк-стрит – накануне уведомил добрую половину съемщиков, включая Страйка, что продал свою недвижимость фирме-застройщику.

Над детективом нависла угроза остаться без офиса и без квартиры.

Как нарочно, секретарша, нанятая им на время отпуска Робин для выполнения несложной конторской работы и ответов на телефонные звонки, оказалась пренеприятнейшей особой. Она без умолку трещала плаксивым, гнусавым голосом, который проникал даже сквозь плотно закрытую дверь кабинета. В последние дни Страйк уже сидел в наушниках и слушал музыку; временной секретарше приходилось долго барабанить в дверь и кричать, иначе босс не отзывался.

– Что у вас?

– Вот, только что нашла. – Дениза размахивала перед ним какой-то запиской. – Здесь сказано «клиника»… и какое-то название на букву «в»… прием через полчаса. Я правильно сделала, что вам напомнила?

Страйк узнал почерк Робин. Действительно, разобрать название оказалось невозможно.

– Нет, – отрезал он. – Можете выбросить.

Втайне надеясь, что это Робин без лишнего шума, под контролем врачей приводит в порядок свою психику, Страйк опять надел наушники, чтобы вернуться к составлению отчета, но никак не мог сосредоточиться. На этот день он назначил собеседование с очередным кандидатом в оперативники, а потому решил уйти пораньше. Чтобы только не находиться рядом с Денизой, местом встречи он выбрал свой излюбленный паб.

После задержания Шеклуэллского Потрошителя Страйк долгое время обходил этот паб стороной: его, завсегдатая, там караулили журналисты. Даже сегодня он на всякий случай огляделся перед входом, сразу прошел к стойке, взял, как обычно, пинту «Дум-бара» и устроился за угловым столиком.

То ли потому, что он усилием воли отказался от чипсов, без которых раньше не мог прожить и дня, то ли потому, что был до предела загружен работой, но за истекший год Страйк похудел. С потерей веса уменьшилось давление на культю ампутированной голени, а в результате ему стало проще садиться и восстанавливать силы. Отхлебнув пива, Страйк привычно размял колено и порадовался относительной легкости этого движения, а затем раскрыл принесенную с собой картонную папку.