Наталья Александрова - Петербургский детектив

– Допустим! – Женщина оглядела его с ног до головы и снова – в обратном порядке.

– Мы должны сообщить вам… – начал Мехреньгин и вдруг замолчал – он увидел, как за спиной хозяйки появилась та самая девушка, то самое чудное виденье с голубыми глазами. В руках у нее был какой-то громоздкий стеклянный предмет.

– Что вы хотите мне сообщить? – напомнила ему хозяйка галереи.

Мехреньгин осознал, что молча стоит, не сводя взгляд с голубоглазого чуда.

Жека, как и полагается напарнику, пришел ему на помощь:

– Мы должны сообщить, что ваш бывший муж, гражданин Михайловский Герман Петрович, найден сегодня утром мертвым. Точнее, убитым.

Во время этой тирады Мехреньгин заставил себя перевести взгляд с голубоглазой девушки на Татьяну Дмитриевну. Он знал, что первая реакция на сообщение о смерти близкого человека может быть очень важной, и нельзя ее пропустить. Однако почти никакой реакции на слова Жеки не последовало – лицо хозяйки почти не переменилось.

Зато у нее за спиной раздался грохот и звон бьющегося стекла.

Мехреньгин повернулся и увидел, что неземное создание стоит с перекошенным лицом, а пол перед ним усыпан сверкающей россыпью стеклянных осколков.

Хозяйка галереи обернулась, окинула взглядом представшую перед ней картину и сухо проговорила:

– Лиза, выйди! Мы поговорим позже!

Неземное создание исчезло, и Мехреньгин сразу почувствовал себя человеком. Больше того – профессионалом.

– Татьяна Дмитриевна, какие у вас были отношения с гражданином Михайловским? – проговорил он твердо.

– Какие? – переспросила его хозяйка. – Да почти никаких. Мы с ним развелись цивилизованно, как интеллигентные люди. И время от времени встречались – я выставляла в своей галерее его произведения, они и сейчас здесь есть…

– А когда вы видели его последний раз?

– Когда? – Женщина задумалась. Это произвело на Мехреньгина хорошее впечатление – если человек отвечает сразу, это значит, что он заранее готовил ответ.

– Несколько дней уже не виделись. Последний раз он был в галерее в прошлый вторник, он привез новую композицию.

Татьяна Дмитриевна показала на конструкцию из нескольких металлических труб.

– Ага, – сказал Мехреньгин, увидев что-то знакомое.

Ну да, четыре подпорки разной длины, соединенные толстой проволокой, впереди – консервная банка, и в ней из дырочек торчит тонкая витая проволока.

Мехреньгин обошел композицию сзади, несмотря на тревожные взгляды Жеки. Так и есть, сзади тоже торчал пучок проволоки, только подлиннее. Капитан удовлетворенно хмыкнул, сообразив, что скульптор, надо думать, изобразил лошадь – грива есть, хвост также в наличии. И сверху на этой, с позволения сказать, лошади громоздилось что-то невообразимое, что никак нельзя было считать всадником, но ничем иным оно и быть не могло.

Капитан Мехреньгин был мужчина с воображением, это признавали коллеги по работе и даже начальство. Начальство, правда, это качество капитана очень не одобряло, частенько Мехреньгина поругивало и грозилось лишить премии.

– Скажите, а это не… – неуверенно начал капитан.

– Да, вы правы! – перебила его женщина. – Эта композиция называется «Медный всадник».

И она добавила хорошо поставленным голосом:

– В этой композиции автор хотел выразить концепцию трансформации прежних моральных и эстетических ценностей в современную постиндустриальную эпоху.

– А попроще нельзя? – спросил невежливый Жека.

– Можно, но не нужно, – ответил вместо хозяйки Мехреньгин, – и так все ясно.

На самом деле ему ничего не было ясно, зато появились в голове кое-какие подозрения. Глядя на это безобразие, именуемое скульптурой, Мехреньгин расстроился. Это же надо такое убожество назвать «Медным всадником»! Что с того, что покойник был знаменитым, купить его работу может только ненормальный. И пускай эта Белкина тут разливается соловьем, все равно обидно. Фальконе старался, работал и вот какую красоту сделал. А этот… набрал железяк на помойке, склепал кое-как, да еще назвал так же. И был бы жив скульптор, он бы этому Михайловскому в морду плюнул за такое дело. Или побил. А что, если… Фальконе давно нет на свете, но ведь памятник…

Мехреньгин вспомнил свой сон. Да, вот вам и мотив. Обиделся царь на такую свою копию, рассердился, а в гневе государь Петр Алексеевич был крут, это все знают.

– Валь, ты чего на этот металлолом уставился? – тихонько спросил Жека.

– Да вот, – ответил капитан Мехреньгин, – теперь знаю, отчего у потерпевшего руки были как у автослесаря. Работал человек с металлом.

– Господа, у вас ко мне все? – напомнила о себе хозяйка галереи. – А то мне работать надо.

– Ага, – Мехреньгин бросил взгляд на осколки стекла на полу, и глаза его блеснули под очками.

– Значит, Татьяна Дмитриевна, я вас очень прошу. Эти ваши показания нужно зафиксировать у следователя под протокол. Конечно, он вызовет вас повесткой, но пока то да се, пройдет много времени, а время нам очень дорого, так что не могли бы вы это сделать прямо сейчас, а то потом следователя может не быть, уедет на следственный эксперимент или еще куда-то…

– Ну, хорошо… – нехотя ответила владелица галереи, – мой долг – помочь полиции в раскрытии убийства. Мы хоть и были в разводе, но все же прожили с Германом до этого пять лет, и я… Хорошо, к кому мне прийти?

– К следователю Крачкину, – сказал Мехреньгин, – я ему сейчас позвоню. Всего вам доброго, примите наши соболезнования.

– Ты что, Валентин, – зашипел Жека, когда они вышли из галереи, – Крачкин же в отпуске. И когда это было, чтобы сразу к следователю идти? Он сам пока дело оформит, пока всех свидетелей допросит…

– Знаю, – отмахнулся Мехреньгин, – главное – ее сейчас из галереи убрать.

– Сегодня Толька Долдонов дежурит, он ее хоть час на входе продержит, только предупредить нужно, – надо отдать Жеке должное, он многое схватывал на лету.

Отойдя на несколько метров от входа, Мехреньгин утянул своего приметного двухметрового напарника в небольшое кафе. Капитаны уселись перед окном и заказали по чашке кофе с миндальным коржиком, больше есть было нечего. Жека мигом умял свою и чужую порцию и отправился выпрашивать еще что-то у девушки за стойкой, как будто и не обедал час назад.

У Мехреньгина аппетита не было, он боялся пропустить объект. Вот наконец открылась дверь галереи и выпустила Татьяну Дмитриевну Белкину. Она посмотрела на часы и скорым шагом деловой женщины пошла в сторону Гороховой к отделению полиции.

– Пора, Жека! – крикнул Мехреньгин.

– Да погоди ты! – отмахнулся напарник.

«Может, так и лучше», – подумал Мехреньгин и пошел один.

Дверь он открыл тихонько, чтобы колокольчик не звякнул. В галерее было тихо, только откуда-то издалека слышался мелодичный звон.