Инна Бачинская - Игла в сердце

– Самоубийство? Она что, была склонна к суициду?

– Как версия. Но сестра говорит, что нет, и попросила меня разобраться. Директриса лицея, умная тетка, с характером, не истеричка.

– Она думает, что сестру убили?

– Нет, она так не думает. То есть не прямо.

– А как?

– Она нашла в кровати сестры куклу-самоделку с булавками. Под матрацем. Булавок тринадцать.

– Чертова дюжина! А что следствие?

– Она нашла ее только сейчас. Со следствием, говорит, не хочет иметь дела, тем более оно закончено, толком не начавшись. Заключение, как я уже сказал, передозировка по неосторожности. Как я понимаю, следователь ей не понравился. Кроме того, ей неудобно соваться к нему с магией. А ко мне – в самый раз.

– А эта девушка, свидетель… Она кто?

– Она работала у них домработницей, ее уволили. Хозяйка обвинила ее в краже кольца. Ни сестра, ни муж в это не верят. У покойницы был сложный характер. Причем муж выплатил ей зарплату за полгода.

– Щедро. То есть она оговорила домработницу? Зачем?

– Хороший вопрос. У меня два ответа.

– Хотела ее уволить, должно быть. А второй?

– Чтобы унизить. Домработница… ее зовут Виктория – неглупая, не урод, учится в юридическом техникуме. Зависть, должно быть. Елена Федоровна говорит, причина – осознание собственной несостоятельности.

– Однако! Не щадит она сестричку, – заметил Алик. – Похоже, не ладили.

– Она реалист, кроме того, лет на пятнадцать старше. Если уж решилась прийти к частному детективу, то понимает, что врать без толку. Я же не полиция. И приличий соблюдать не надо. Ее сестра рано вышла замуж, так как хотела уйти из-под надзора родителей. Мужа не любила. А тот получил в руки семейный бизнес – и все в дамках. Не работала, не училась, подружки, тряпки… Стала пить, сбежала из диспансера – ее пытались лечить…

– Сильно пила?

– По бутылке красного в день. Это как, много или мало? Мужу по барабану, он безвылазно сидит в Зареченске, там у них мебельные цеха. Ночью смотрела сериалы, спала до полудня, принимала снотворное.

– Почему она хотела, чтобы эту девушку уволили? Может, у нее роман с хозяином?

– Не похоже вроде. А там – черт его знает. Я с ним еще не говорил. О хозяине она отзывается с симпатией. И еще… Поставь себя на ее место, Дрючин. Представь себе, что ты молодая привлекательная бедная девушка… – Шибаев ухмыльнулся. – Представил? Тебя оболгала и с позором выгнала твоя хозяйка, полное ничтожество. Что ты почувствуешь к ней?

– Ну… ненависть, наверное.

– Хорошо. А если я задам тебе вопрос: а скажите, Виктория, что вы думаете о вашей хозяйке? Что ты скажешь?

– Что она сволочь, – ответил Алик.

– Именно, Дрючин. А она отзывалась о хозяйке слишком сдержанно. Как-то это нетипично, я бы сказал, не по-женски. Правда, у нас знаток женщин ты, а не я.

– Согласен. И что?

– Или сильный характер, или презирает ту настолько, что не хочет опускаться до ее уровня. Или…

– Или?…

– Или роман с хозяином, ты сам сказал.

– Тогда бы она сказала, что хозяйка не только сволочь, а еще много всяких интересных слов, уж поверь. Ревность – страшная штука, Ши-Бон, сам знаешь. А если все-таки роман… Ты считаешь, что муж накормил ее таблетками?

– У мужа алиби. Таблетки она приняла сама. А вот кукла… Черт ее знает.

– Ты думаешь, он хотел ее напугать и подложил куклу?

– Не знаю. Вита говорит, что он даже не знает, что такое вуду, весь в своем бизнесе. У этой женщины в доме бывали подружки, они проводили всякие магические ритуалы, и у нее были какие-то книжки по магии. – Шибаев упорно избегал произносить имя хозяйки.

– Идиотская мода, – заметил Алик. – Все как с цепи сорвались с этой магией. Ты думаешь, кто-то из них? Зачем?

– Дурака валяли. Не знаю, Дрючин. Сестра говорит, она слышала, как ночью в доме кто-то ходит, передвигает мебель и играет на пианино.

– Галлюцинации? Она вообще психически здорова? Была…

– Снотворное и бутылка красного, Дрючин. Я осмотрел ее спальню, потом гостиную. Крышка пианино была открыта, на полу – разбитая фотография: она с мужем на лыжном курорте; посередине – следы высохшей лужи. Елена Федоровна сказала, что утром, когда она пришла, она увидела на полу перевернутую вазу и разлитую воду. И белые лилии. Вазу она поставила на журнальный столик, лужу вытерла. Подняла с пола фотографию. И пошла будить сестру. Ночью та звонила и просила приехать, а она ответила, что приедет утром.

– И теперь чувствует себя виноватой.

Шибаев кивнул.

– Пришла, а та мертвая. Ну, она сразу «Скорую», те полицию, и так далее. Разбитая фотография, лицом вниз… Никаких мыслей?

– Может, сбросили на пол намеренно? Может, она сама и бросила? Может, она лунатик?

– Может. А ваза целая. Большая ваза тонкого стекла – целая. Клиентка говорит, что она, видимо, поскользнулась в луже и упала, ее ночная сорочка была еще мокрая.

– И что?

– А то, что ваза не разбилась.

– И?… – Алик с недоумением смотрел на Шибаева. – Не разбилась, и что?

– Если бы она упала на пол, то разбилась бы.

– Ты же сам сказал, что она была на полу! И вода разлилась!

– Сказал. А почему не разбилась? Очень тонкое стекло, должна была разбиться.

– Да какая, на фиг, разница?! В чем дело, ШиБон?

– Большая, Дрючин. Она не разбилась, потому что ее не сбросили случайно, а положили на пол и воду вылили.

– Кто? Может, она сама и…

– Может.

– Точно, она! Пожалела. Вылила воду и положила на пол, а потом забыла, поскользнулась и упала. А цветы?

– Лежали на полу. Белые лилии, ее любимые.

– Кладбищенские цветы. У меня на них аллергия. Муж подарил?

– Елена Федоровна не знает. Может, купила сама.

– А фотографию тоже положила? Если это она?

– Не факт. Фотографию могли сбросить… Как это ты любишь говорить? В припадке сильного чувства! Во-во, в нем и сбросили. Причем лицом вниз. А ваза сильного чувства не вызывала. Потому ее не сбросили, а положили.

– Как это все… очень тонко. – Алик покрутил головой. – Ты считаешь, что ночью там кто-то был? Ты совсем меня запутал.

– Пока не знаю. Скорее нет, чем да. Елена Федоровна говорит, отпечатки в спальне и на пианино только ее собственные. Вино и таблетки… Сам понимаешь.

– У мужа алиби, у сестры тоже… – заметил Алик. – И следствие ничего не выявило. Кукла у тебя?

– У меня. Хочешь посмотреть?

– Хочу!

Шибаев принес папку, достал сверток, развернул.

– Смотри, Дрючин.

– Господи! – вырвалось у Алика. – Ну и уродство! Жуть. И красные булавки! Лица нет… Почему у нее нет лица? – Некоторое время Алик рассматривал куклу, потом перевел взгляд на Шибаева: – Послушай, Ши-Бон, а ведь она ее не видела! Покойница.

Шибаев кивнул:

– Согласен. Если бы она это увидела, то выбросила бы или подняла крик. А так никто ничего не знал. Возможно, не успела или вообще не заглядывала под матрац. Не очень удачное место, я бы оставил на виду. Версия насчет запугивания, похоже, трещит по швам.