Галина Романова - Королева отшельников

Через несколько минут боль притуплялась. Он вставал и шел в ванную. Там долго тер спину жесткой мочалкой, потом полотенцем. И завтракать шел уже молодцом. Но повторения болевого приступа ждал все время. Он мог его скрутить и в лифте, и за рулем, и на работе. И этого он очень боялся. Потому и стал угрюмым, молчаливым и необщительным.

Сегодня ночью ему приснилась Татьяна. Она привычно лежала рядом слева, гладила его по плечу и уговаривала сходить в поликлинику. Он должен был сделать снимок и показаться врачу.

– Стану я в очередях простаивать, – заспорил он с ней, хотя понимал, что не должен ей перечить, это неправильно, она уязвима.

– Так сходи в платную клинику, Сереженька. Запишись заранее. Сделай снимок сначала, а потом с ним уже на прием. Поделаешь уколы, массаж. И все пройдет. Ну не могу я видеть, как ты мучаешься. – Ее прекрасные голубые глаза наполнились слезами. – Мне от этого так больно, Сереженька! Мне от этого так здесь больно…

Он проснулся в слезах. И даже резко поднялся с кровати, почти не почувствовав боли. И тут же в его прагматичном, атеистическом мозгу поплыли странные мысли.

А вдруг там и правда что-то есть? Вдруг она видит его мучения и страдает? И сон – это не вымысел, а послание? Ее послание.

И еще стоя на светофоре, он из машины позвонил в клинику неподалеку от его работы и записался на рентген. И следом на прием к врачу. И даже повеселел настолько, что удивил дежурного в отделе своей прежней улыбкой и какой-то смешной шуткой, на которые он прежде был горазд.

– Выздоравливаешь, Макашов? – пристально глядя на него после утреннего совещания, спросил начальник отдела полиции.

– В каком смысле, товарищ полковник? – спросил Сергей.

И про себя подумал, что он только-только собирался диагностироваться и пройти курс лечения.

– От боли своей душевной, майор, – проворчал полковник, опуская глаза. – Это хорошо. Жизнь, она продолжается.

– Так точно, товарищ подполковник, – с мягкой улыбкой отозвался Макашов.

Начальник никогда после ухода Татьяны не заводил с ним душещипательных разговоров. Не ругал и не жалел особо. Просто не трогал его до поры до времени. Сегодняшнее утро счел для подчиненного пробуждением, возвращением к жизни.

– В общем, так, майор. Принимай пополнение. – Полковник держал в руках тонкую папку с личным делом. – У тебя ведь уволились сразу двое сотрудников, так?

– Так точно.

– Один на пенсию вышел. Второй на вольные хлеба. Денег мало ему тут, видишь ли, платят. Но я-то знаю, что ушел он из-за тебя. – Полковник глянул на Макашова исподлобья. – Жестко ты с ним будто обошелся.

Сергей молчал.

– Не давал мзду брать за переквалификацию дел. – В ответ на удивленно вскинутые глаза Сергея полковник хмыкнул. – Я все знаю, что творится в моем отделе, майор. Все! Потому и держать этого мздоимца не стал. Нам с тобой немного до пенсии осталось, и такие ушлепки нам не нужны. И никому не нужны. Потому и держать его не стал. И наверх доложил, что у парня проблемы со здоровьем. Хотя проблемы у него с головой. Н-да… Двоих, конечно, я тебе обещать не могу. Но вот одного сотрудника тебе выбил. Переманил, так сказать. Должен тебе подойти по всем параметрам. Опыт. Характер. Хватка. Интуиция. Всего навалом. Пользуйся…

Майор Макашов тут же подумал, что человека, которого переманил полковник, будут готовить на его место. Ему до пенсии, так сказать, два понедельника, а преемника нет. Но полковник, угадав его мысли, замотал головой.

– Нет и еще раз нет. С жильем у человека проблемы после развода, а у нас квартира ведомственная освободилась. Вот и сошлись наши интересы. А тебя я отпускать не собираюсь, майор. Да и сам пока послужу. Все, ступай, знакомься.

Пока он шел к своему кабинету, думал, что со своей болячкой совсем перестал следить за содержимым «кофейной» тумбочки. Так они в отделе называли место, где хранились запасы кофе, сахара, чая, крекеров или безвкусных хлебцев. После увольнения коллег по отделу он туда даже не заглядывал. Не пил ни чай, ни кофе. Не хотелось. Воды мог из графина налить в стакан, и всё. Сейчас бы кофеек не помешал. Под разговор с новеньким.

Дверь его кабинета распахнулась прямо перед его носом, и оттуда выскочил следак Володин – известный бабник.

– Петрович, ну, блин, тебе подфартило! – протянул он, восторженно закатывая глаза и выставляя два оттопыренных больших пальца. – С тебя простава!

И умчался, чему-то хмыкая.

Вот сразу заныла душа у Макашова. Еще не входя в кабинет, почувствовал какой-то подвох. Не мог Володин восторгаться мужиком. Ни за что не мог. Неужели полковник ему в отдел бабу подсунул?! Он же…

Да он уволится тогда сразу, и всё! Ему сопли вытирать некогда. И падающих в обморок барышень ловить недосуг, когда на разложившийся труп выедут. Бабам, то есть, пардон, женщинам в его отделе не место. И точка! Пусть вон Володин ее себе забирает, раз в таком восторге.

– Добрый день, – буркнул Сергей, входя в кабинет. – Майор Макашов. Сергей Петрович.

Высокая, худая. В темных свободных брюках, черных ботинках на тонкой подошве, водолазка серая. Она стояла возле окна, спиной к двери, когда он вошел. И не поспешила повернуться, что-то делала на подоконнике.

– Добрый день, майор. Капитан Янсонс. Эвелина Янсонс, – уточнила она с легким акцентом. – Можно – Эва. Так проще, короче, удобнее.

Она повернулась, и он неожиданно понял Володина, восхищенно закатывающего глаза после знакомства с капитаном Янсонс.

Она не была шикарной красавицей, вовсе нет. Но было в ней что-то будоражащее, притягивающее с первого взгляда. Острый нос, острые скулы, тонкие губы и узкие глаза темно-серого цвета. Ресницы и брови белесые. Она не делала попытки их подкрасить, прекрасно зная, что это ее не портит. Гладко зачесанные назад белокурые волосы, собранные самой обычной резинкой на макушке в хвост. Длинная шея, обтянутая узким горлом водолазки. Узкие плечи, маленькая грудь, тонкая талия, длинные ноги.

Худая. Даже не стройная, худая. Или слишком спортивная, что делу не помешает. Так он думал, пожимая протянутую женскую руку. А вот что помешает, так это ее взгляд. Слишком…

Слишком понимающий! Просто влезает под череп и роется там, роется. И ухмылка едва заметная. Тоже со значением.

– Кофе, майор?

Эва отступила чуть в сторону, и он увидел на подоконнике кофейный аппарат. Недорогой и неновый, но самый настоящий, из которого уже набежало две чашки чернейшего кофе.

– Не откажусь. Откуда машина? – Он взял из ее рук чашку. Втянул ноздрями аромат. – Замечательно пахнет.

– Машина с прежнего места работы. Покупала сама. Сама и забрала, – ответила она запросто, усаживаясь на край своего теперь уже стола с кофейной чашкой в руке. – Оставлять было некому.