Алистер Маклин - Два дня и три ночи

– Я прошу не утруждать себя новыми доказательствами того, что я менее наблюдателен и сообразителен, чем вы. Я уважаю вашу компетентность, Кэлверт. Продолжайте.

В иное время я не преминул бы съязвить по этому поводу. Но не сейчас.

– А ведь все было примитивно просто, – продолжал я. – Они сошли в машинное отделение и детально все обыскали. Естественно, их внимание привлекли четыре неокрашенных винта на правом моторе, тем более что на левом краска на таких же винтах была нетронута. Потом они подняли кожух и подключили к выходу радиостанции небольшой передатчик, который спрятали за аккумуляторами. Они прекрасно знали, какую работу предстоит выполнить, и привезли с собой все необходимые инструменты и детали. Потом им оставалось только сидеть с сигаретой и стаканчиком виски в мягком кресле и, слушая все наши разговоры, корректировать планы своих действий. Видите, адмирал, они бережливые, рачительные люди. Ведь могли уничтожить радиостанцию, за борт выбросить. А они пожалели дорогостоящую аппаратуру. Впрочем, я думаю, их не слишком интересовал бюджет вашей организации, адмирал. Просто, если бы они лишили нас радиостанции, мы бы искали и нашли другой способ связи. А так – мы сами информировали их обо всем. Я думаю, даже сэру Ставракису не часто удается получать информацию раньше службы новостей Би-Би-Си.

При воспоминании о тонущей «Мэри Роз» дед Артур поморщился. Блестяще проведенная акция теперь выглядела сокрушительным провалом.

– Ну хорошо, – переменил он тему. – А почему же тогда они сами уничтожили свое преимущество, спрятав сюда... – Он указал на корпус мотора.

– Зачем им было преимущество после полной и окончательной победы? – ответил я, чувствуя, как усталость снова наваливается на мои плечи. – Меня расстреляли и утопили, Дэвис был задушен...

– Да-да, конечно. Какая жуткая история! – Он снял монокль и потер веки. – Значит, теперь они знают, что попытавшись запросить помощь, мы найдем труп Дэвиса, а значит... Кэлверт, теперь я понимаю вашу мысль насчет страхового полиса. Даже если они невысокого мнения о наших дедуктивных способностях, мы – свидетели. Они не успокоятся, пока мы живы! Тем более что ставка в этой игре – миллионы фунтов! Что вы думаете об этом, Кэлверт?

– Нужно поднимать якорь и уходить, – ответил я очень серьезно. – Это единственное спасение. Мы и так задержались тут слишком долго. Может быть, они уже в пути. Что касается люгера, пусть он остается у вас, адмирал. На море, я надеюсь, мы будем в относительной безаопасности. Но сначала нам нужно отвезти на берег тело Дэвиса и вашего «крестника».

– Правильно. Мы должны переправить их на сушу.

Поднимать якорь с помощью электрической лебедки – процесс максимально демократичный. Вы можете быть кретином-капралом, а можете иметь кембриджский диплом, но неуверенный шаг ногой, неточный взмах рукой, развевающиеся по ветру полы плаща и любой кусочек ткани, попавший между цепью и барабаном, – и вы остаетесь без ноги или без руки, поскольку в случае опасности нет никакой возможности добраться до выключателя, который кораблестроители для удобства располагают на задней стенке подъемника. Такие случаи довольно часто происходят и в хорошую погоду. Когда палуба становится скользкой от воды, опасность увеличивается вдвое. Но если к тому же темно, как у негра в желудке, с неба льются потоки воды, а корабль танцует под ногами ритуальную пляску племени мумба-юмба, то, насколько я знаю, только один человек в мире может добровольно вызваться проделать такую работу. Правда, сейчас у этого человека был серьезный стимул к добросовестной работе: ему очень хотелось избежать смерти.

Может, я был слишком поглощен своим занятием или же грохот якорной цепи заглушил все остальные звуки, но я не сразу среагировал на чей-то зов, хотя он прозвучал несколько раз.

Это было похоже на женский крик. Сначала я подумал, что он доносится с одной из яхт, стоящих на якоре неподалеку. В такую погоду сосчитать количество выпитого на этой яхте виски могла бы только ЭВМ последнего поколения.

Но голос раздался снова, и на этот раз гораздо ближе. Интонации борьбы и тревоги исключали гипотезу о пьяной пирушке. Это отнюдь не походило на возглас сожаления по поводу окончания последней бутылки. Это была мольба о помощи.

Я остановил подъемник. «Лилипут» каким-то образом сам очутился в моей руке.

– На помощь! Спасите!

Приглушенный полный отчаяния голос доносился по воде со стороны порта. Я рванулся туда, но тут же вспомнил печальный опыт Дэвиса и представил себе, как скоро я встречусь с ним, если эти звуки исходят из лодки, в которой двое джентльменов, вооруженных автоматами, ждут появления доверчивого Кэлверта, чтобы нажать на спуск.

– Помогите! Умоляю!..

Я отбросил колебания и приступил к решительным действиям. Это был не просто женский голос, молящий о помощи, – это был голос Шарлотты Ставракис. Схватив резиновый кранец, постоянно привязанный к одной из опор барьера, я бросил его в воду.

– Это вы, миссис Ставракис?

– Да, да, это я. Спасибо... Спасибо... – Она еле дышала, и каждое слово давалось ей с огромным трудом. Судя по всему, она успела наглотаться воды.

– Там, в воде, кранец... круг. – Кто знает, может быть, жена такого проверенного мореплавателя, как сэр Антони, сама не слишком разбирается в морской терминологии. – Схватитесь за него.

– Да... Я уже...

– Попытайтесь вскарабкаться на борт.

Вздох, всплеск воды, возглас досады.

– Нет... Я не могу... Не получается...

– Не волнуйтесь, держитесь, я сейчас вам помогу.

Надо было бежать искать деда Артура, но, к счастью, он уже стоял за моей спиной.

– Госпожа Ставракис за бортом, – шепнул я ему на ухо. – Возможно, это ловушка, но мы должны ей помочь. Если вы увидите какой-нибудь свет – стреляйте без предупреждения.

Он не ответил, но его рука дернулась к карману, в котором лежал люгер. Я перелез через борт и, соскользнув по канату до самой ватерлинии, вытянул руку и схватил неудачную пловчиху. Она отнюдь не была дюймовочкой, а к тому же зачем-то прицепила к поясу большой полиэтиленовый пакет. Что же касается меня, то моя физическая форма была не такой блестящей, как десять лет, а тем более десять часов назад. И все же при помощи деда Артура я втащил даму на палубу. Мы внесли ее в рубку и уложили на кушетку.

Если бы в эту минуту кто-нибудь из знаменитых фотографов-художников сделал серию фотопортретов великой кинозвезды, ни один из иллюстрированных журналов не принял бы эти фотоснимки в печать, опасаясь обвинения в клевете. Ее черные брюки и элегантная блузка выглядели так, будто находились в воде минимум месяц. Длинные, мокрые, спутанные волосы прилипли ко лбу и щекам. Лицо заливала мертвенная бледность, а в больших окаймленных черными кругами глазах застыл страх. Тушь и губная помада стекали по коже цветными ручейками. Короче говоря, это было не совсем то, во что влюблялись миллионы европейцев.