Грегори Макдональд - Выбор Флетча

– И ты должен следить за своими шутками. Америка желает укладываться спать, думая, что кандидат и его жена делают то же самое: спорят, кому первому идти в ванную, чтобы почистить зубы и принять душ, читают при свете общего бра, желают друг другу спокойной ночи. Логика требует, чтобы они спали в отдельных номерах, но простой избиратель этого не приемлет. Образ кандидата должен быть безупречен. А так у некоторых возникают подозрения, что отдельный номер позволяет отцу проводить ночь в обществе других женщин, а в больном мозгу подозрения могут трансформироваться в убежденность, что так оно и есть на самом деле.

– Я же пошутил. Наедине с тобой.

– Видишь ли, Флетч, образ и реальность всегда разнятся.

– Правда?

– Мы пытаемся создать образ единения губернатора и его жены. Они вместе ведут предвыборную кампанию, поспевают всюду, произносят речи, дают интервью, гладят детей по голове, переезжают из города в город, но при этом живут, едят, спят, как обычные люди. Конечно, в действительности все иначе. Такое просто невозможно.

– Доктор Том может манипулировать твоим отцом с помощью таблеток. Уколов. Или чего-то еще.

– Доктор Том помогает отцу засыпать каждый вечер, будит его каждое утро, дает стимуляторы днем. Это реалии предвыборной кампании. И делается это на самом высоком научном уровне под полным медицинским контролем.

– А на твоего отца это никак не влияет?

– Разумеется, влияет. Пилюли позволяют ему вести предвыборную кампанию. Выкладываться до конца, выдерживать нечеловеческие нагрузки.

– Что бы мы делали без химии.

– Возьми человека восемнадцатого столетия. Заставь летать чуть ли не со скоростью звука. Протащи через толпу орущих людей, жаждущих пожать ему руку, причем в кармане любого может оказаться нож или пистолет. Посади перед телекамерой, чтобы он говорил с двухсотпятидесятитысячной аудиторией, когда взвешивается каждое слово, оценивается любая перемена в лице. И так изо дня в день, в течение месяцев. И посмотри, что с ним будет. А человеческая конституция с той поры практически не изменилась, ты же знаешь.

– А как же ты, Уолш?

– А что я?

– Твой отец сказал мне, что на твою долю выпадает куда большая нагрузка.

– Я моложе.

– Доктор Том пользует и тебя?

– Нет, – Уолш смотрел в пол. – Я справляюсь сам. Что еще ты не можешь принять?

– Эту женщину, Уолш.

– А что насчет нее?

– Вполне возможно, что ее выбросили с балкона «люкса» твоего отца. Снег на балконе вытоптан. Часть поручня очищена. Кроме того, входные двери в номера твоих родителей не запираются.

– К чему ты ведешь?

– Это самоубийство? Или насильственная смерть?

– Тебе известно, сколько людей ежедневно умирает из-за плохих правительств?

– Я бы сказал, сотни.

– А я думаю, гораздо больше. Так может ли смерть ничем не примечательной женщины помешать потенциально великому президенту войти в Белый Дом?

– А местная полиция? Она не будет вести расследование?

– Уже все улажено. Мэр сам нашел меня в баре. Высказал надежду, что это прискорбное происшествие не отразится на ходе предвыборной кампании и не расстроит кандидата и его команду. Попросил сразу обращаться к нему, если полиция будет докучать нам.

– Ты серьезно?

– Я сказал ему, что со всеми вопросами, у кого бы они не возникали, следует обращаться к Барри Хайнсу.

Флетч закатил глаза.

– Похоже, в президентской кампании все идет не так, как в реальной жизни.

– Откровенно говоря, мне показалось, что мэр встревожен куда больше нас. Вокруг кишмя кишат корреспонденты самых читаемых газет, а тут убийство в его родном городе, о котором может узнать вся страна. Можно представить себе, как потускнеет образ его «малой родины», если Америка впервые услышит о существовании вверенного ему города лишь благодаря совершенному в нем убийству.

– Эти политические репортеры понятия не имеют, как писать об убийствах, – ввернул Флетч. – Они – узкие специалисты. И убийство интересует их не более боксерского поединка. Они не способны пасть так низко, чтобы удостоить его своим вниманием.

– Тут ты прав.

– Если б кого убили прямо в автобусе прессы, и то они позвали бы криминальных репортеров. Об убийстве они напишут не лучше, чем первый попавшийся на улице человек. Потому-то я и не могу взять в толк, с какой стати нас сопровождает один криминальный репортер.

– Кто именно? – без всякого интереса спросил Уолш.

– Фредерика Эрбатнот. «Ньюсуорлд».

– Завтра на рассвете, – продолжил Уолш, – мы уедем из этого города и, возможно, никогда более не появимся здесь. Пожелаем же удачи местной полиции. Надеюсь, они раскроют и это преступление. Но я не хочу, чтобы расследование причин смерти этой женщины хоть как-то затронуло предвыборную кампанию. Развести одно с другим – вопрос техники, и я думаю, нам это по силам, – Уолш потянулся. – Хватит об этом. Слишком мелкий вопрос. А главное, о чем я уже говорил, в том, что ты должен идти с нами до конца, раз уж пошел.

– Почему ты вообще обратился ко мне?

– У тебя большой опыт общения с прессой, Флетч.

– Я сотрудничал во многих газетах.

– Ты знаешь, как работают журналисты.

– Пашут по-черному.

– Как они думают.

– Соображают медленно, но в конце концов добираются до сути.

– Отметка девятнадцать-восемнадцать, Флетч.

– Девятнадцать что?

Уолш уставился в ковер. Губы его изогнулись в улыбке, но лицо побледнело.

– Нас осталось двенадцать. Во вражеском окружении. Они знали, что нас мало, и готовились покончить с нами.

– Ты собираешься рассказать мне солдатскую байку?

– Многие сотни окружали нас. Мы могли зарыться в землю и держаться до последнего. Или пойти на прорыв и погибнуть в рукопашной.

– Война есть...

– А вот ты, Флетч, не позволил своему лейтенанту принять одно из этих очевидных решений. Ты спорил со мной. Пока до меня не дошел смысл твоих слов.

– Мне и теперь нелегко убедить в чем-либо власть придержащих.

– С твоей подачи мы вскарабкались на деревья и привязали себя к ветвям. Три дня провисели на этих чертовых деревьях.

– Кажется, чертовски проголодались.

– Лучше голодать, чем умереть с собственными яйцами во рту.

– Тебе же хватило решительности принять мое предложение, Уолш.

– Я перепугался до смерти. Не мог думать. Враги бродили внизу. Даже начали стрелять друг в друга. Потом унесли покойников. Они и представить себе не могли, что американцы влезут на деревья.

– Я спасал и свою жизнь.

– Твой приятель... как его звали, Чамберс? Ты с ним видишься?

– Олстон Чамберс. Да. Мы часто болтаем по телефону. Он – прокурор в Калифорнии.

– Ты знаешь, как найти выход из критической ситуации. А президентская кампания – сплошной кризис.