Дарья Истомина - Леди-босс

Но вот случилось, он не просчитал, а просчитался.

В последний раз я его видела в Питере, за столиком в «Астории», где мы обедали: Сим-Сим, он и я. Петька Клецов сказал, что должен дозаправить «мерс», и укатил на бензоколонку. Сим-Сим хохмил и рассказывал о том, как во студенчестве просаживал в «Астории» стипендию. Ее хватало на один заход.

Михайлыч выглядел нормально. Сейчас же физия его была серая, как маска противогаза. Глазки ввалились и слезились, налитые красным. Было ясно, что он давно толком не спит. Всегда аккуратные командирские усы его неряшливо отросли кисточками и были закусаны. И вообще он был какой-то мятый, непробритый, в седоватой жесткой щетине — как алкаш, выходящий из долгого запоя.

Конечно, для нашего главного охранника то, что прикончили Сим-Сима, было полным завалом. Это доказывало, что как профессионалу ему — грош цена. Но они еще и дружили с Туманским, просто, по-человечески, по-мужски, ценили друг дружку. И было понятно, что именно это долбануло по Чичерюкину особенно больно.

Я не собиралась его винить. Это было бы глупо. Если уж олигарха вроде Березовского подрывают в его «мерее» или расстреливают в том же ленинградском подъезде известную депутатшу и исчезают без всяких концов, то с чего трепыхаться-то? После драки?

— Ты давно тут? — спросил он хрипло.

— Похоже, что так…

— Кто позволил одной?

— Да брось ты, Михайлыч…

— Пошлешь меня на хрен — брошу, — сказал он. — Есть за что. Не пошлешь — не чирикай, Ли-завета! Гарантии, что ты не следующая, нету…

— Что-то узнал? Там?

— Ничего я не узнал. Почти что. Ну-ка кончай мне тут мать скорбящую изображать! Ты покуда не памятник!

Я не могла разогнуться, и он поднял меня за шкирку, крякнув, навалил на плечо и снес вниз, как бревно.

— На этой метле с мотором Двинешь? — кивнул он на снегоход.

— У меня моя метла, — сказала я строптиво и поковыляла к Аллилуйе.

Он закинул меня в седло, сам сел на «жука» и поехал впереди, накатывая дорожку.

Он ехал медленно, но кобылка все равно не поспевала, и он то и дело давал кругаля вокруг нас и снова выходил в лидеры.

Я клевала носом, потому что сильно захотела спать, смотрела на Чичерюкина сверху и вспоминала, как впервые увидела его. Я только что вышла из узилища, заявилась в город получать после отсидки чистый паспорт, но щеколдинские прихвостни паспорта не дали и начали гонять, как шелудивую собаку, с явным намерением пришить мне, бомжихе, новую статью (повод бы нашли, за этим бы не заржавело). Горохова мне уже подкинула Гришку, и я затравленно металась, не зная, куда унести ноги. Тут возник мой школьный более чем дружок Петюня Клецов, он и приволок нас с пацаненком спасаться на территорию, где тогда шустрил по электронике и охранным системам и дежурил на пульте. Меня и увидел Чичерюкин, долго разглядывал и наконец спросил:

— А кто вы такая, мадам?

Вскоре на меня наткнулся Туманский, и все переменилось. Когда Чичерюкин понял, что я дорога его работодателю и дружку, он стал пасти и оберегать и меня, то есть нас с Гришкой, потому что это был его долг — охранять не только Самого, но и тех, кто ему близок.

Потом опять все переменилось — для меня в лучшую сторону — и вот нынче закончилось. И если бы Михайлыч сейчас спросил то же самое: «А кто вы такая, мадам?» — я бы не смогла толком ответить. Потому что и сама не могла понять, кто я в действительности теперь. Туманского не стало, и не стало, если серьезно, и меня. Я снова была одна. И вовсе не была уверена, что та защита, которую выстроил вокруг меня, то есть вокруг нас с Гришкой, Сим-Сим, окажется надежной: слишком все было стремительно, сумбурно, как-то вскачь.

Неясная тревога томила меня. Снова приходило то, от чего я почти отвыкла за последние месяцы: ощущение бесприютности, одинокости и бездомности. Крыша над головой у меня покуда была, и никто меня никуда не гнал, но того, что можно было назвать настоящим домом, своей крепостцой, в которой можно отсидеться, защититься он нападения, у меня не было. Прошлым летом Петька Клецов мне сказал не без злости: «Что ты из себя корчишь, Лизка? Как леди!» «Я леди, — огрызнулась я, — а ты осел!» «Если и леди, то без определенного места жительства, — расхохотался он. — Леди-бомж, ферштеен?»

Это тоже теперь возвращалось.

Такие, значит, дела…

Чичерюкин подбросил в камин пару березовых чурбаков и пошевелил кочергой угли. По кабинету Туманского прошла волна багрового света. Горела только настольная лампа на его рабочем столе — мастодонистом, на львиных лапах, и было почти темно. Выпуклая остекленная крыша-фонарь, накрывавшая кабинет, была чиста и прозрачна, потому что ее постоянно нагревали какие-то хитрые термоэлементы, и казалось, что стекла совсем нет: черное ночное небо было близко и мерцало звездами.

От этого мне стало еще более зябко. Я накинула на плечи шубку, но все равно мерзла.

— Доходит или как? — спросил Чичерюкин.

Я полистала папку с газетными вырезками, которую мне уже подсовывала Элга, пробежала глазами его отчетец, который, как всегда аккуратно, он отдолбал одним пальцем на машинке, и пожала плечами. Я перечитала все это уже почти спокойно, словно речь шла не о Сим-Симе.

От Цоя принесли кофейник с убойным пойлом: корица, еще какие-то специи, ямайский ром, сливочное масло — все залито крутым кипятком. Я пить не стала. Михайлыч присосался. Ряшка у него оттаивала на глазах, приобретая свекольный цвет.

Судя по вырезкам, в первые день-два после того, как расстреляли Сим-Сима, со страниц печати хлынул вал возмущения, все кричали о беззащитности наших сограждан. Но вскоре, как по команде, вопли прекратились, и лишь на последних страницах в маленьких заметочках утверждалось, что в Санкт-Петербурге произошла очередная разборка из-за передела сфер влияния, что убийство С. С. Туманского связано с его коммерческой деятельностью. Если не впрямую, то по намекам можно было понять, что Сим-Сим — еще та штучка, свой человек в криминальной среде. Что от трудов праведных не наживешь палат каменных. Что, поскольку в делах Туманского много мути, кто там кого грохнул — не так уж и важно. В общем, надо было понимать так: чем больше акулы новоявленного российского капитала пожирают друг друга, тем это лучше для рядового честного налогоплательщика.

А в каком-то визгливом листке был заголовок во всю страницу: «Тамбовские волки задрали московского!»

— Почему тамбовские? Разве не питерские? — удивилась я.

— Это все сплошной дым и нежный шепот… — угрюмо заметил Чичерюкин. — Запущена такая версия, что Семеныч в Питере тамбовским крутым, которые эту самую Северную Пальмиру под себя гребут, дорожку перебежал. В этом направлении уголовка все силы бросила. Из Москвы генпрокурорский «важняк» примчался. Молоденький такой, зелень, в общем… По фамилии Трифидов. Как примчался, так и умчался… Я тебе так скажу, Лизавета, все это сплошная тряхомудия и тень на плетень. Бег на месте с имитацией активных телодвижений. Одно и выяснили — ствол краденый, эту снайперскую штучку еще в девяносто первом со склада воинской части свистнули аж под Ашхабадом, когда армию делили… А вот патроны — нестандарт. Спецбоеприпас, словом… Заряд усиленный, пуля тоже необычная, со смещенным центром. Такая в мизинец войдет — из пятки выйдет.