Ольга Играева - Две дамы и король

А на самом деле Губин не знал, кому он мог доверять, а кому нет, что он мог сделать, что нет. Прошло два дня, а он так и не придумал, что делать с Булыгиным и как решать проблему. Козлов тщательно осмотрел весь губинский кабинет, проверил кабели и телефонные аппараты — сказал, что ничего подозрительного не обнаружил. Губин кивнул головой на его доклад, но все равно откровенничать в кабинете перестал и, даже когда оставался один, старался сдерживать эмоции, которым обычно давал волю.

Козлов уже дважды являлся с рассказом о том, как идут поиски упрятанного Булыгиным «подрядчика», — по его словам выходило, что дело на мази, уже вышли на след. Козлов сдабривал свой доклад большим количеством подробностей — старался уверить Губина, что делает все возможное, проявляя большую изобретательность. Он толковал что-то про сожительницу исчезнувшего киллера, которую поставили на прослушку, и что пару разговоров перехватили, только пока не могут определить, откуда этот гад выходит на связь. Сожительницу уже тряханули, но она сама не знает. А мать его живет в коммуналке на Цветном и полуглухая, вообще думает, что сын помер, так они все равно за квартирой приглядывают.

И уже подкапываются к денежным делам Булыгина — тот не мог ему денег не дать, крупную сумму, такую из кармана не вытащишь. И вообще надо проследить, с кем он встречается и кому деньги пересылает…

Губин слушал вполуха — его одолевала какая-то рассеянность, прострация. Он понимал, что слушать надо внимательно, анализировать, проверять, все держать под контролем — от этого зависит все, но не мог ничего с собой поделать. Он перестал шипеть на Козлова и едва интересовался его поисками. Будто заранее знал, что все напрасно. Что все это суета и не в этом дело.

Проблема была в том, что ничего не придумывалось и ни на что невозможно было решиться. Губин просто тянул время. А Булыгин, как и обещал, дал ему срок поразмыслить и в кабинете у Губина пока не появлялся. Не торопил. В этом Губину чудилась самая возмутительная наглость и высокомерие — смотри-ка, он не волнуется, не торопит, уверен, что ему, Губину, деться некуда. Губин злился и мечтал сделать что-то ошеломляющее, невиданное, до чего Мишка и в жизни не додумается. Сделать — и освободиться от этого раикомовского клопа!

Губин был так занят своими бесплодными мыслями, что несколько дней почти не виделся с Региной — она как будто поняла, что с ним, и не досаждала своими посещениями и звонками. «Детка», — с благодарностью думал о ней Губин. Кира тоже всегда чувствовала его настроение и никогда не настаивала на внимании к себе. Но одна мысль о том, что там, по коридору через три кабинета, за рукописями сидит Регина, отчитывает по телефону авторов, откидывая со лба лезущую в глаза рыжую прядь, грызет ручку (была у нее такая вредная привычка) и, когда он войдет, посмотрит своими зелеными обалденными насмешливыми глазами… Эта мысль приносила облегчение, и он возвращался к ней, уставая от раздумий о Булыгине «Когда все устроится, — думал Губин, — возьму Регину — плевать на всех! — уедем куда-нибудь на Мальдивы. Вдвоем целый месяц… Чтобы знать, видеть, чувствовать каждую секунду — она только моя Купаться в море, валяться на песке, смотреть, как с каждым днем все больше покрывается загаром ее тело, пить вино…» А дальше думалось уже не словами, а картинками: разметавшиеся рыжие волосы Регины, или они же — но влажные, свернутые жгутом и подколотые шпилькой на затылке, свесившаяся с края кресла рука в серебряном браслете, близорукий взгляд из-за голого плеча, иссохшие потрескавшиеся, как глина, губы, светло-рыжие ресницы за светящимися стеклами очков и тонкий след белого песка на щеке…

Затрещал переговорник. Губин очнулся от раздумий. Мила из приемной сообщила, что звонит некто Смирнов — утверждает, что Губин поймет, о ком идет речь. Губин раздраженно выслушал эту белиберду — какой еще Смирнов? Никакого Смирнова он не знал.

Хотел попросить Милу записать его координаты и отшить поделикатнее, но что-то его удержало. Непонятно что. Смирнов — такая ординарная фамилия, что, кажется, и ее владелец непременно должен быть серым, среднестатистическим и неинтересным человеком — без всякой индивидуальности.

— Соедини, — скомандовал Губин Миле.

— Сергей Борисович, очень благоразумно с вашей стороны, что вы решили со мной поговорить, хотя, как я понимаю, колебались, — проговорил спокойный, уверенный голос в трубке. Голос ничего Губину не напоминал. — Впрочем, говорить особенно не о чем, — продолжил некто Смирнов. — Не буду рассказывать о себе, хотя вы могли бы меня и помнить, мы встречались год назад на одной тусовке. Помните, как отмечали пятилетие «Заоблачных авиалиний» в «Серебряном веке»? Я думаю, вы уже догадались, кого я представляю. Так вот, я всего лишь уполномочен передать вам приглашение. Приходите завтра на Кутузовский, в «Москоу-плаза», офис на третьем этаже. В три часа дня. Я надеюсь, вы понимаете, что, от таких предложений не отказываются.

И, не попрощавшись, Смирнов положил трубку Губин сидел как пораженный ударом молнии. Этот звонок и был ударом молнии. Губин теперь припоминал этого Смирнова, хотя и смутно: действительно, когда праздновали пятую годовщину создания «Заоблачных авиалиний» — новой авиакомпании, внезапно ворвавшейся на рынок международных перевозок, — их знакомил генеральный менеджер, добрый приятель Губина Элик Шахмурзаев. Смирнов…

Обыкновенный мужик средних лет, благообразный и, в отличие от той простонародной публики, какую представляют собой нынешние «новые русские», он показался образованным, воспитанным и не без лоска. Все тогда довольно быстро нажрались — Губин в том числе, начали орать, куражиться, перебивая друг друга. Губину сейчас было неприятно об этом вспоминать. А вот Смирнов тогда не нажрался. Он смотрел на гуляющую компанию спокойно, сдержанно и, как только что понял Губин, — с затаенным презрением. И вот только что этот Смирнов позвонил и пригласил на встречу с человеком, которому не отказывают…

«Изяславский…» — прошелестело в голове у Губина. Они никогда не встречались. И вдруг приглашение — так неожиданно и необъяснимо. Губин несколько секунд сидел оцепенелый. Потом нажал На кнопку звонка. Когда в кабинет, открыв дверь, вошла Мила, он нетерпеливо приказал ей:

— Козлова ко мне. Быстро.

— Ну, что, мы с тобой там же, где были? — вопрошал в это время Занозин Сашу Карапетяна.

Это был не требовательный вопль начальника, а скорее горестный вопрос, заданный товарищу по несчастью. Расследование смерти Киры Губиной продвинулось ненамного, С осколком от очков ничего не получилось — не было в списках клиентов салонов оптики ни Губина, ни Подомацкина, ни Сурнова, ни Регины Никитиной, ни одной фигурировавшей в деле фамилии. А Губин сказал, мол, да, очки из салона, но самые обычные.