Ольга Играева - Две дамы и король

— Ну, не всех, — замялась вахтерша. — Люди солидные, важные, я к ним с расспросами не суюсь…

Некоторые с охранниками ездят… Ой, мне эта ночь до сих пор снится, никогда не забуду, такой ужас!

Убитая-то в лифте… Она с Таей с шестнадцатого дружила. Довольно часто бывала у нее. Ее муж всегда приезжал позже — очень занятой человек, он издатель. Да вы, наверное, знаете. Человек двенадцать всего к ним в тот вечер приехало — все на своих машинах. Мне до этого Тая специально наказала, чтобы я за машинами присмотрела. А женщины какие все нарядные…

— Что-нибудь странное вы заметили? — нетерпеливо спросил Занозин. — Особенное? Ведь к Ивановым часто гости ездят. Все было как всегда?

— Ну, чего особенного, — опешила Надежда Кузьминична, — Ну, вот разве… Все парами приехали, а один — в одиночестве, хотя раньше тоже с супругой бывал. Фамилию не знаю. И припозднился он…

Видно, не в духе был, даже не поздоровался.

— Стоп! — крикнул Занозин, испугав старушку — та аж вздрогнула. — Как выглядел припозднившийся гость?

— Ну, мужчина лет под сорок, плотный, высокий, с залысинами… В куртку темную одет…

— Когда он пришел?

— Собираться начали к шести, так он около восьми поднялся.

— В руках у него что-нибудь было?

— Пакет с бутылками нес — ну, в гости-то…

— А теперь вспомните, когда он ушел. После двенадцати, когда нашли убитую, здесь началась суета, народу много ходило… Гостей опрашивали наверху, но около трех все уже разошлись. Помните, когда ушел тот, с залысинами?

Вахтерша, согласно кивавшая на каждое слово Занозина, пока тот напоминал ей обстановку ночи убийства, в ответ на последний вопрос покачала головой — «нет».

— Последний вопрос, Надежда Кузьминична, — сказал Занозин. — Когда вы сменяетесь?

— В семь утра, — ответила ничего не понимающая вахтерша.

— Опознать того, припозднившегося, сможете?

Старушка, ничего по-прежнему не понимая, с готовностью кивнула.

— Ты просек? — спрашивал Занозин у Карапетяна, когда они вышли на улицу и шли к ожидавшей их машине. — Он поднялся к алкашу с бутылками и сидел там с ним до полуночи, потом позвонил Кире по мобильному и каким-то образом выманил ее из квартиры.

— Ну, как женщину легче всего выманить из квартиры? — машинально проговорил Карапетян, переваривая информацию — Наверное, сказал, что с мужем что-нибудь случилось. Мол, попал в больницу или еще что-нибудь в этом духе.

— Правильно мыслишь, — кивнул Занозин. — Однако это не объясняет, почему она ничего не сказала подруге Тае и ее мужу. Если Губин в больницу попал, то чего скрывать?

— Не хотела расстраивать именинницу?

— Не думаю, что в этом дело. Скорее Булыгин придумал какой-то более изощренный предлог и попросил Киру никому не говорить ни слова. Ну, например, это повредит Сергею или что-нибудь в этом роде. И, скорее всего, не от своего имени — ведь он «лежал в морге». Воскресшего Булыгина Кира могла испугаться. Короче, вызвал ее из квартиры, подсел в лифт и… А утром, скорее всего уже после смены вахтерш, просочился и только его и видели.

— Но почему убил?

— А вот это непонятно. Впрочем, пока мы можем доказать, что в ночь убийства Булыгин посещал этот дом — алкаш, я думаю, его узнает. Но как мы докажем, что именно он задушил Киру Губину?

— Докажем. Арестуем, поднажмем — и докажем.

И потом, ты забываешь, шеф, обыск! Срочно за ордером на обыск!

— Что тако-о-о-е?

Элеонора стояла в розовом пеньюаре в проеме двери, опершись на косяк локтем, перегораживая полуголым телом дорогу ментам, которых вел Занозин. Она открыла дверь после долгих препирательств и ругани, что Вадиму очень не понравилось. Дверь была железная, вскрыть ее самим стоило бы большого труда и массу времени, и они, честно говоря, к этому совсем не были готовы, хотя и погрозили Элеоноре вызвать спасателей с автогеном. В конце концов Элеонора дверь пожалела, но прошло не меньше пятнадцати минут, пока она поддалась на их угрозы и ссылки на закон, и Занозин подозревал, что Булыгин это время даром не потерял. Несмотря на досаду, Занозин в глубине души был доволен — не открывают, значит, есть что скрывать.

Отстранив рукой Элеонору, он прошел в глубь квартиры и нашел Булыгина в спальне, спокойно сидящего в кресле со спущенными подтяжками и расстегнутым воротом рубашки. Семейная постель еще была в беспорядке, в комнате не прибрано — валялись женское белье, носки… Что-то не похоже на обычный утренний беспорядок. Дверца шкафа открыта, оттуда вываливаются скомканные тряпки…

— Надеюсь, вы не сделали никакой глупости? — вместо приветствия обратился к Булыгину Занозин.

Ответом ему был взгляд исподлобья — какой-то туповато-неопределенный.

— О чем это ты? — грубо осведомился Булыгин.

В самом деле, какими еще словами можно встретить мента, поутру ворвавшегося в квартиру честного человека?

Занозин кивнул в сторону разоренного шкафа.

— Сильно на работу спешили? Боялись опоздать?

Шкаф-то зачем переворошили — в поисках парных запонок?

Вадим вынул из кармана вчетверо сложенный ордер на обыск, развернул его и сунул под нос Булыгину. Тот прочитал, никак не реагируя, на физиономии застыл неприязненный оскал.

— Что это такое творится? — в комнату ворвалась Элеонора. — Что вы, суки, себе позволяете? Да вы соображаете… Какого черта они там роются в моем белье грязными лапами? Что вы тут рыщете? Сто-о-ой!

Элеонора рванулась в соседнюю комнату, где Карапетян и Сбирский развернули широкий фронт изыскательских работ. Она вырвала из рук Саши фотографии, которые он извлек из ящика комода. Все последующее время она металась по квартире, толкая оперов, хватая их за руки, выкрикивая угрозы.

— Вадим, — в спальню заглянул один из оперов. — Мы нашли три пары перчаток: две пары кожаных и одни шерстяной трикотаж с нейлоновыми вставками — видимо, лыжные. Какие брать?

— Изымайте все, только аккуратно. Понятые видели? — дал команду Занозин, наблюдая за Булыгиным.

Тот не шелохнулся.

— А все-таки любопытно, почему вы, Михаил Николаевич, даже не поинтересуетесь, по какому поводу мы к вам заглянули. Ведь это было бы так естественно со стороны любого обывателя. Не ко всем приходят с обыском, не у всех изымают перчатки…

— Да чего интересоваться, — нехотя, едва разомкнув губы, промычал Булыгин. — Путаете что-то.

А может, и не путаете, а чей-то заказ выполняете — что я здесь петюкать буду? Можно подумать, вы меня слушать станете. На то вы и милиция, чтобы беззаконие творить. Это всем известно.

Занозин усмехнулся, рассматривая внутренности разоренного шкафа.

— Слабовато, — проронил он.

— Зато правда, — со злобной готовностью огрызнулся Булыгин.

Его озлобление, напряженные глаза и прорвавшееся раздражение подсказали Занозину, что он со своими ребятами на правильном пути. В соседней комнате раздавались вопли Элеоноры: «От-да-а-ай!», шум возни, ее проклятья, урезонивания Карапетяна: «Мадам, вы нам мешаете совершать процессуальные действия. Это чревато административной ответственностью…»