Алексей Биргер - Игра с джокером (Богомол - 3)

- Имеет, - подтвердил Федор. - Помните дело Ордынского?

- Разумеется, помню!

- Говорят, Повар сорвал всю аферу руками Хованцева. И с тех пор очень его ценит.

- Ценит настолько, чтобы бросить в самое пекло?

- Порой хорошее отношение Повара проявляется именно в этом, вы ведь знаете...

- То есть, открытия Хованцева нельзя считать случайностью?

- Трудно сказать, - засомневался полковник. - Я бы сказал, что в данном случае имела место случайность. Скажем так: случайность, которую Повар давно ждал - потому что догадывался, по своим источникам, что изобретение Семена Жилина все-таки существует и работает на наших врагов. Поэтому и пригрел Хованцева - родственника Жилина - зная, что тот когда-нибудь окажется у самарской родни и, при минимальных наводках на след, раскопает многое и заварит большую кашу. Тут есть один моментик... Я кое-что проверил, связавшись с Москвой, и выяснил, что Геннадий Усольцев, по рекомендации которого Грибова обратилась к Терентьеву и Хованцеву, был освобожден при участии одного из сотрудников Повара. Который помогал компаньонам частным образом. В неофициальном порядке...

- Якобы в неофициальном, - пробормотал генерал.

- Возможно, и так. Вы ж знаете, Повар всегда выстраивает свои цепочки таким естественным образом, что все выглядит набором случайностей, приведшим к нужному результату. Иногда вообще нельзя разглядеть ни одного выхода на него. Меня как раз то смущает, что какие-то концы все-таки видны. Это совсем не в духе Повара и как раз это, не сочтите за парадокс, может быть доказательством, что Повар здесь ни при чем.

Генерал усмехнулся.

- Парадокс принимаю. Но слабое доказательство, по правде говоря. Будем исходить из того, что нас вывели на "организацию". Подловив для этого момент...

- Или создав его, - заметил полковник. - Момент тоже может быть не случаен.

- Понимаю, что тебя настораживает, - сказал генерал. - Действительно, очень странно, что "организацию" нам засветили сразу же после скандала вокруг прослушивания семьи президента. Допустим, Повар, давно владевший какой-то информацией, решил, что вот случай, когда противник зарвался - и настолько раскрылся, что можно нанести удар нокаут. А мы - эта нокаутирующая рука. В таком случае, если бы не было похищения Грибова, для Хованцева нашелся бы другой срочный повод, чтобы прилететь в Самару именно сейчас. Из этого нам и следует исходить. Даже если на самом деле все произошедшее - набор случайностей.

- Да, конечно, - кивнул полковник. На сердце у него было тяжело. Ведь на самом деле вопрос стоял так, и это отлично, без лишних слов, сказанных вслух, понимали оба собеседника: если все происходящее является набором случайностей, то надо поспешить в Имжи, спасать Грибова и других заложников, а если все происходит с подачи Повара, то соваться туда ни в коем случае нельзя. Ведь тогда, получается, Повар направил Андрея Хованцева (с его, Андрея, ведома или без, это значения не имело), аналитические способности которого ставил очень высоко, и одну из своих лучших исполнительниц (Богомола? - по мнению Федора, многое указывало на то, что действует легендарная Богомол, которая, согласно официальной версии, была уничтожена весной прошлого года при расследовании убийства одного из крупнейших криминальных "авторитетов" - уничтожена не без участия людей Повара; но об этих своих догадках Федор генералу не говорил), чтобы обеспечить раскрутку и прикрытие операции государственной важности... Дела такого масштаба, при котором заложники становились лишь пешками в большой игре, и должны были или погибнуть, или самостоятельно прорываться в ферзи... Во-первых, при таком раскладе, просто глупо было прикрывать тех, кто послан прикрыть тебя. На то и послан, чтобы принять бой при ударе с тыла, заранее зная, что тыл целиком на их ответственности и что поддержки и подкрепления ждать не стоит. Во-вторых, пока Андрей и Богомол отвлекают на себя внимание противника, у генерала и полковника руки развязаны. На них не "наедут" те люди, которым ни в коем случае нельзя допустить, чтобы путь "жучков-невидимок" проследили до высших кругов Москвы...

Словом, как ни крути, генерал и полковник просто не имели права признавать происходящее итогом игры случайностей и совпадений, даже если на самом деле это и было так.

У полковника имелись свои сомнения, что Людмила Венгерова - "Богомол"? - является человеком Повара. Прежде всего, из-за Испании. Смерть этого мерзавца, прятавшегося в окрестностях Барселоны, была Повару совсем не выгодна. Ведь тот слишком много знал и мог бы оказаться ценнейшим свидетелем, если бы удалось схватить его и переправить в Москву... И вообще, Венгерова была больше похожа на независимую одиночку, чем на дисциплинированного рядового одного из важнейших отрядов... Но ведь хороший исполнитель и должен выглядеть совсем не тем, кто он есть на самом деле, разве не так? А что касается убитого поганца... Повар вполне мог пойти на то, чтобы "разменять фигуры" - отдать этого барселонского беглеца в обмен на доступ к другому "телу". И, пойдя на размен, он бы, конечно, позаботился о том, чтобы этот размен осуществлялся через кого-нибудь из его самых надежных людей: накладки и проколы в таких случаях недопустимы.

Эти ситуации размена, от которого никуда не денешься, полковник ненавидел больше всего - и сам сейчас оказался в такой. Заложники превращались в приманку - или, скорее, в лакмусовую бумажку, по реакции на которую все нужные люди "окрасятся" так, что их сразу разглядишь, ни с кем не спутав. Отправляться им на выручку пока что нельзя - на кону безопасность государства, ни больше ни меньше, возможность разрушить такую преступную структуру, которая ещё множество жизней погубит, если вырвется из сетей. Неисчислимо больше тех пяти жизней, которые могут сейчас погибнуть, находясь на переднем крае, под самым огнем.

Положим, к Богомолу полковник не питал никаких теплых чувств, хотя она и действовала на их стороне. Ему доводилось встречаться и с женщинами-убийцами, и с очаровательными международными шпионками, этакими Мата Хари, и с не менее очаровательными "крестными матерями", чьи изящные ручки крепко правили самым "крутым" бизнесом - и все они вызывали его глубокое отвращение. Все это виделось ему издевательством над женской природой. Женщине начертано любить и рожать детей, быть нежной и ласковой. А остальное - извращение. Хотя он помнил слова своего покойного учителя, старого полковника милиции, сказанные много лет назад, когда Федор был ещё необстрелянным юнцом: "Ты помни, что страшнее ехидной женской жестокости нет ничего на свете. Мужик не станет плескать в лицо сопернику серной кислотой, не станет заманивать на квартиру или пикник, чтобы отдать пьяным насильникам... А когда я был немногим старше тебя, мне пришлось разнимать двух девок, которые из-за парня выясняли отношения. Возле деревенской танцплощадки, понимаешь? Дрались опасными бритвами, стараясь в первую очередь попасть по лицу. У одной куска уха не хватало, у другой щека висела, когда мы вмешались... И если б мужиков мы разняли за две секунды, то с ними пришлось повозиться - от бешенства они голову потеряли, столько в них было ядовитой злобы, что, казалось, ядом все залито на десять метров вокруг..."