Чарльз Де Линт - Лунное сердце

Сара подавила стон. Хорошо бы понять, что нужно Джеральдине Хэтауэй. Желание что-то купить возникает у нее, только если эта вещь уже отложена для кого-нибудь другого. Тут она начинает размахивать чековой книжкой и спорит до тех пор, пока Сара, еле сдерживаясь, не начинает мечтать, как бы свернуть ей шею.

— О, смотрите-ка, а это что? — Мисс Хэтауэй схватила золотое кольцо, вывалившееся из шаманского мешочка. — Сколько стоит?

— Оно не продается, — сказала Сара и приготовилась к худшему.

— Глупости. В таких заведениях, как ваше, продается все. Не морочьте мне голову. Я дам вам хорошую цену. Ну, скажем, пятнадцать долларов.

«Я не злюсь, — уговаривала себя Сара. — И не буду злиться. Покупатель всегда прав. Быть вежливой выгодно. Ну что за вздор! Не придется мне больше встречаться с мисс Хэтауэй, так еще и лучше».

— Ну! — потребовала мисс Хэтауэй. — Не скрипите зубами, девушка! Это дурная привычка. У вас найдется для кольца коробочка?

— Боюсь, оно не продается, — ровным голосом проговорила Сара. — Прежде всего, это чистое золото.

— Ну и что? Двадцать долларов, и ни пенни больше.

— А во-вторых, это мое кольцо, и я не собираюсь его продавать.

— Деловые люди так себя не ведут.

«Раз, два, три. Глубокий вдох».

— Поймите же, — попробовала урезонить ее Сара, — я не собираюсь его продавать.

— Тогда не надо было выставлять его.

— Я и не думала его выставлять. Я просто сидела за прилавком и… — Сара покачала головой. — Неважно, что я с ним делала. Я его не продаю, и это окончательно.

Мисс Хэтауэй уставилась на нее.

— Ничего себе, хороший разговор! Я сообщу о вас властям. Сначала вы предлагаете товар для продажи, а потом отказываетесь его продавать. И хочу добавить…

— Это мое право! — вспылила Сара. Она была вне себя от гнева, и ее голос становился все громче: — Я не обязана что-то продавать, если не желаю! Мне все равно, можете жаловаться хоть в Парламент, пусть они издадут закон, где будет сказано, что я должна продать кольцо! Вы его все равно не получите!

— И хочу добавить, — повторила мисс Хэтауэй, — что вы крайне грубы.

— Груба? Я? — Сара взяла себя в руки. Она стала глубоко дышать, стараясь успокоиться, и заговорила снова. — Мисс Хэтауэй, — сказала она как можно вежливей. — Я не собираюсь продавать это кольцо, и не стоит больше об этом говорить. — Она отобрала кольцо у мисс Хэтауэй. — Благодарю вас. И может быть, в будущем вы предпочтете делать покупки в другом месте? Мне не нужны подобные сцены.

— Сцены? А в чем, собственно, дело? — На одно благословенное мгновение мисс Хэтауэй потеряла дар речи. — Я требую, чтобы вы вызвали менеджера.

— Я и есть менеджер.

— Тогда владельца.

— Я и владелица тоже, — солгала Сара. Она представила себе, что будет с Джеми, вызови она его к разъяренной Джеральдине Хэтауэй. Да после этого он не станет разговаривать с Сарой целую неделю!

— Тогда… тогда…

Сара вышла из-за прилавка, взяла покупательницу за локоть и повела ее к дверям.

— Мы закрываемся, — сказала она.

— Но сейчас всего два часа!

— Мы закрываемся на ланч. До свидания, мисс Хэтауэй.

Они почти дошли до дверей, когда женщина сделала последнее заявление:

— Я требую, чтобы ко мне относились с уважением!

Сара уже не могла сдерживаться.

— Вон! — закричала она. — Вон! Вон! — вопила она и просто вытолкала мисс Хэтауэй за дверь.

Оказавшись на тротуаре, та сердито раскрыла зонтик и поглядела на Сару.

— Ноги моей здесь больше не будет! — громко сказала она, надеясь привлечь внимание прохожих. К несчастью, из-за дождя все сидели дома и улица была пуста.

— Замечательно! — ответила Сара и захлопнула дверь.

Она заперла ее, перевернула табличку «Открыто» так, что снаружи оказалась надпись «Закрыто», и протопала к своему стулу. Там, кипя от гнева, она сидела довольно долго, прокручивая в уме всю сцену. И начала хихикать. Ну и ну! Она даже не думала, что у нее хватит духу проделать подобное. Скорей бы рассказать об этом Джеми!

Сара разжала ладонь и посмотрела на кольцо, из-за которого разгорелся сыр-бор. «Оно — мое!» — окончательно решила она. Вот одна из приятных сторон работы в «Веселых танцорах». Ее собственные комнаты были так же, как и лавка, забиты всякими приглянувшимися ей безделушками. И рисунок, и остальное содержимое мешочка будут там как раз на месте. Сара провела пальцами по рамке. Кто же все-таки художник? Она снова посмотрела на коробку.

«Доктор Элед Эванс», — пробормотала она и решила позвонить Джеми, узнать, помнит ли он, откуда взялась коробка и кто такой доктор Эванс.

Утром Джеми сказал ей, что ему нужно закончить «эту проклятую статью» для международного журнала «Дикая природа». Так что, наверное, он сейчас сидит за письменным столом в Почтовой комнате. Она сняла телефон с полки, где находились еще термос для кофе и стопка старых исторических журналов, которые она уже много лет собиралась выбросить. Поставив телефон на прилавок, Сара набрала номер и, дожидаясь, пока Джеми снимет трубку, стала складывать свои находки в мешочек.

— М-м-м? — раздался голос Джеми после седьмого гудка.

— Привет, Джеми. Закончил свою статью?

— О, привет, Сара. Почти. Трудно свести все воедино. Как, черт возьми, ты обобщишь материал о грибах?

— Их едят за обедом.

— Заб-бавно!

— Догадайся, кого я сейчас выставила из лавки?

Джеми рассмеялся:

— Неужели известного австрийского исследователя Дэвида Линдсея?

— А вот и нет. Джеральдину Хэтауэй!

— Не может быть!

— Может.

— Молодец, — похвалил ее Джеми.

— И все утро трудилась как вол, разбиралась в чуланах.

— Из-за этого ты и отрываешь гения от работы?

— Гений знал бы, как состряпать статью про грибы.

— Бросай все и приходи обедать, мелкая негодница.

Сара рассмеялась. Она перекатывала кольцо в ладони и, еще раз сверившись с коробкой, правильно ли она запомнила имя, спросила:

— Джеми, ты знаешь некоего доктора Эледа Эванса? Э-л-е-д-а?

— Знал одного такого доктора. Он был профессором истории в Карлетоне [7], умер несколько лет назад. В семьдесят шестом. А почему ты спрашиваешь?

— Понимаешь, на одной из коробок, которую я разобрала, было написано: «Из поместья Эледа Эванса». Он что, валлиец?

— Родился в Уэльсе, а вырос в Торонто. Переехал в Оттаву, когда в шестьдесят третьем ему предложили работу в университете.

— А как коробка с его вещами попала в наш чулан?

— Ах вот ты о чем… Я довольно хорошо знал Эледа. Умирая, он оставил все, что имел, мне. У него не было семьи, только какие-то дальние кузины в Уэльсе, и ему не хотелось отдавать собранные за всю жизнь сокровища в чужие руки. Большинство его вещей — мебель, книги и прочее — находятся у нас в Доме. Но было еще несколько коробок со всяким хламом, я хранил их на задах лавки, в чуланах. Хотел продать то, что там лежало, да рука не поднялась копаться в них. Я даже забыл, что они там. Я уже давно не вспоминал Эледа Эванса. Странно, что ты о нем заговорила. Кстати, он любил грибы.